Хамелеон. Смерть явилась в отель. Дама не прочь потанцевать

Ривертон Стэн

— Кто это? — спросил Торбен, удивленный тем, как внимательно профессор разглядывал незнакомца.

— Я тоже хотел бы это знать! — Профессор, не спуская глаз с уходящего, сделал несколько шагов вслед за ним. Теперь он хорошо видел, что тот высокий и сильный, ботинки его громко стучали о плиты тротуара. Ни разу не оглянувшись и не ускорив шага, незнакомец подошел к такси, ждавшему его поблизости. Там он наклонился к шоферу, сказал, куда ехать, и быстро сел в машину. Такси скрылось за углом, оставив облачко бензинового дыма.

— Вы знаете этого человека? — нетерпеливо спросил Торбен у профессора.

— Нет, но он вышел из нашего

дома.

Торбен вздрогнул, словно ему было холодно в тонком плаще.

— Ну и что, ведь там живут и другие люди, — сказал он. — Художник еще не съехал? Наверное, это один из его друзей. Тоже богема. Сразу видно по его шляпе. Давайте же наконец войдем в дом!

Профессор Арвидсон отпер парадную дверь и зажег на лестнице свет. Покрытая ковром, старомодная лестница с красивыми перилами вилась до третьего этажа. Она тихонько заскрипела под их ногами. Профессор взглянул на недовольное лицо Торбена, который прятал от него глаза. Какие они все бесчувственные, эти новые современные люди, подумал профессор. Возвращается в дом своего детства, словно за время его отсутствия тут ничего не случилось. Или он просто не хочет показывать свои чувства и предпочитает скрывать их за внешним равнодушием и неприступной гордостью? Торбен же думал только о том, чтобы поскорей попасть в дом. За парадной дверью их ждал новый сюрприз. Дверь в квартиру обер-егермейстера была приоткрыта и в передней горел свет.

Дальнейшее произошло так быстро, что профессор и Торбен не успели обмолвиться ни словом. Торбен, засунув руки в карманы и не сняв шляпы, замер на пороге. Он оглядывался по сторонам, сердито и нетерпеливо. В прихожей находилась старая вдова Бербом, что держала цветочный магазин, и ее сын Александр, слуга господина Мильде. Александр лежал, откинувшись на спинку кресла. В руках он держал портьеру, сорванную им во время падения, карниз, на котором она висела, угрожающе болтался над дверью. Александр лежал неподвижно, он не шелохнулся и после того, как профессор с Торбеном вошли в переднюю. Лицо у него было белое, как мел, рот приоткрыт, в блуждающих глазах метался страх. Действия его матери, стоявшей рядом с креслом, только подчеркивали странный комизм этой сцены: вытирая слезы, она пыталась одновременно и поднять Александра на ноги и почтительно приветствовать вошедших господ.

Профессор Арвидсон схватил Александра за воротник и сильным движением поставил на ноги. Александр застыл с открытым ртом.

— Говорите же, что здесь произошло! — крикнул профессор.

Александр показал на открытую дверь передней:

— Он вышел через эту дверь.

— Человек в плаще и широкополой шляпе? — спросил профессор.

— Да.

— А что он здесь делал? — Профессор начал трясти Александра, словно хотел разбудить его.

— Не знаю, — испуганно всхлипнул Александр, — он вышел из кабинета, я хотел задержать его, но он ударом сшиб меня с ног и ушел. Больше я ничего не знаю, это правда… все так ужасно…

Профессор хотел броситься на улицу, но передумал.

— Такси, — пробормотал он. — Такси, теперь он уже далеко.

Он быстро прошел через квартиру к кабинету и с грохотом распахнул дверь. Нехотя и как будто нерешительно Торбен последовал за ним, отмахнувшись с неприязнью от приветствия верного слуги.

Легко было понять, что произошло в кабинете. У одной из стен стоял старинный секретер пятнадцатого века с инкрустацией замечательной работы. Секретер был открыт, и его содержимое перерыто.

Секретер был опечатан так же, как сейф, письменный стол и другие вещи, однако теперь судебная печать была сорвана и болталась на шнурке. Насколько профессор мог судить, бросив взгляд по сторонам, все остальное было не тронуто. Все было в порядке и выглядело так же, как в то страшное утро. Профессор взглянул на кресло, в котором сидел покойный, и не мог подавить охватившего его неприятного предчувствия, к тому же на него тяжело подействовал спертый воздух этой полутемной комнаты.

— Что-нибудь украдено? — спросил Торбен, перебирая папки с бумагами. — Не знаю, кому это могло понадобиться — старые письма, документы о праве на имущество и эта семейная хроника… — Он вздрогнул, словно от холода. — Эта вечная семейная хроника, неугасаемая любовь старика. Почему вор вместо этого не вскрыл сейф, на мой взгляд, он выглядит куда привлекательней.

Удивленный еще больше этим равнодушием со стороны сына, профессор Арвидсон мрачно посмотрел на него:

— Это был не обычный квартирный вор. К тому же в сейфе нет таких ценностей, какие он мог бы реализовать.

— А вообще-то он украл что-нибудь?

— Не похоже.

— Как же он проник в дом?

Профессор осмотрел дверь веранды. Она была заперта изнутри и печать была нетронута.

— Думаю, через парадную дверь, — ответил он. — И поскольку замок не поврежден, он просто подобрал ключи. Пусть все так и остается до прихода полиции. Возможно, они найдут здесь отпечатки пальцев.

Торбен сморщился.

— Полиция? Но ведь ничего не украли? Во всяком случае, ничего ценного.

— Вы забываете, что речь идет о раскрытии более серьезного преступления, — ответил профессор.

— Да, вы правы…

Вдова Бербом и ее сын уже настолько пришли в себя, что могли рассказать о случившемся. Но знали они немного. Из своих комнат внизу они услыхали в кабинете шум и шаги и бросились наверх, чтобы узнать, в чем дело. В передней они наткнулись на незнакомца в широкополой шляпе, который вышел из кабинета. Они попытались остановить его, но он даже не взглянул на них. Когда Александр хотел загородить ему путь, он схватил Александра за шиворот, приподнял и бросил на кресло. И умчался, словно вихрь.

Профессор Арвидсон позвонил в полицию. Торбен слышал, что он говорил с человеком по фамилии Рист. Профессор повторил вкратце о несостоявшейся краже, но подробно описал незнакомца, вышедшего из калитки, и автомобиль, на котором тот уехал.

— Найти автомобиль будет нетрудно, — сказал профессор. — Это обычное такси. Шофер был в форме, у него темные усы…

Торбен нетерпеливо слушал этот разговор и громко зевал, он устал.

Возвращаясь в «Англетер», они почти не разговаривали друг с другом. У профессора было чувство, что Торбен что-то обдумывает. И он не ошибся.

— Вы все-таки уедете завтра утром? — спросил у него профессор у двери в гостиницу.

— Да, все-таки уеду. Но я встречусь с вами, как только вернусь из Швеции.

— Не думаете ли вы, что случившееся здесь сегодня настолько важно, что…

— Спасибо вам за вашу заботу, господин профессор, — ответил Торбен, — но мне противны все эти разговоры с полицией. Внимание общественности, которое невольно сопутствует этому делу, мне крайне неприятно. И, честно говоря, как бы это ни было печально, отец мой уже мертв и ему не поможешь. Мне надо подумать о матери.