Ханкерман. История татарского царства
Шрифт:
Итак, русские княжества платили «выход» в Касимов, как и в другие татарские царства. Иван III, отказав в дани хану Ахмату, продолжал присылать деньги в Касимов, как и остальные русские князья. Однако была ли это дань в чистом виде? Возможно, это во многом плата за верную службу.
Сказ 5. Удача Одноглазого
Год 1480 от Р. Х. или 885 год от Хиджры.
Ибрагим собирается в поход
Плачет, убивается жена Фатима, никак
Не слушает причитаний жены Ибрагим, молча собирается, снимает со столба саадак, бронзовый щит «с пупырями», выходит из юрты к своему десятку. Смотрит на товарищей. Сколько славных походов вместе прошли, сколько раз жизни друг другу спасали. Половины из тех, кто с ним в новгородский поход ходил, нет, вознеслись их души к Аллаху, их юные сыны заняли места отцов. И вот теперь снова поход. И не просто в степь, а… страшно даже подумать куда. И с кем!
Одно дело свой салтан или карача, которым давал клятву верности. Тут уж куда прикажут, туда и пойдешь. Другое – бывший крымский хан Нурдовлат. Великий воин, конечно, но не властен он в этих землях. Дал он шертную клятву великому московскому князю Ивану и теперь ведет войско по Оке вглубь ордынских земель.
Как далеко? Одному ему известно да Аллаху всезнающему. Так что поход этот добровольный, хочешь – иди, а хочешь – в юрте под боком у любимой жены грейся. Любит свою жену Ибрагим, но в поход идет.
Выбегает за мужем из юрты заплаканная Фатима с младенцем на руках. При воинах уже не корит мужа, не ругает, старшего сына Мустафу зовет прощаться с отцом. Вот-вот снова разрыдается. Но глянула на Оку. С самого утра плывут по Оке остроносые струги, один за другим, а в них воины – многие сотни. И большинство воинов с огневым боем, а по бортам стругов – пушки. Разом просохли слезы жены десятника: если такая сила идет, то, может, и ничего, обойдется?
Обнял Ибрагим старшего сына, прижал дочку к груди, принял на руки младшего, погладил по светлой голове. Должны понять дети, когда вырастут, что только ради них старый казак идет в дальний поход.
Хорошо быть казаком вольным, да плохо быть казаком бедным. Незавидно складывались дела последние пару лет: и стадо от болезней поредело, и прежняя добыча распродана, залез в долги старый казак. Должен и Иссе, и караче Хасану. Вот-вот по миру пойдет одноглазый Ибрагим… А как детей растить, чем кормить? Но чует Ибрагим, славную добычу принесет этот поход, оттого и вызвался.
Скользят вниз по течению русские струги, несут на себе пешую дружину воеводы Василия Ноздроватого из Звенигорода. Опытен воевода и удачлив, и дружина у него лихая, даром что половина конницы – крещеные татары разных юртов. Но главная сила – пищальники, пешая речная рать с огневым боем. Не раз лихие ушкуйники воеводы доходили до самых низов Итиль-реки, на камских берегах искали добычи и славы. Да и на берегах реки Казанки их хорошо помнят.
Становятся у Касимова на ночевку русские челны. Ратники разводят костры, варят кашу в медных котлах. На другом берегу хан Нурдовлат проводит смотр войск. Собираются у окской переправы казаки разных юртов. Кто у своего карачи в поход отпросился, кто своей волей поехал. Здесь самый лихой люд, жадный до подвигов и поживы. Помимо касимовцев кадомские казаки, темниковские, но все больше – мишари.
Нурдовлат не спеша едет вдоль конного строя, разглядывает свое будущее войско. Суров лицом крымский хан, щеки изрезаны морщинами. Многое он повидал: и безграничную власть, и предательство самых верных людей. И во дворце жить довелось, и в бегстве скитаться.
При хане Нурдовлате карачи знатных крымских родов набирают свои сотни. На родовитость не глядят, в таком походе сгодится любой. Но в первом ряду стоят мещерские мурзы со своими нукерами, им и достанутся главные должности в новом войске. А по должности слава и добыча.
Вдруг слышит хан гомон и смех где-то в конце строя. Подъехал, видит, как немолодой казак дразнит сушеным мясом огромного черного ворона. Пока не попросит ворон человеческим голосом, пока не поклонится, не получит лакомства. А как скажет ворон: «Рахмат» или «Салам», казак угощает его мясом.
Остановился хан, вместе с другими рассмеялся. Заметили, притихли все, увидев хана. Даже ворон улетел. А хан, еще улыбаясь, глянул казаку в лицо. Удивился, слишком уж стар казак, да и одноглаз к тому же. Разве это воин? Расспросил, кто таков, какого рода, в каких походах бывал. И видит хан, не простой перед ним боец, бывалый. И казаки в десятке при полном вооружении, в теплых одеждах, с запасными лошадями, с припасом для дальнего похода. Даже походную юрту с собой везут. Хоть и недолюбливает хан кыпчаков, что в борьбе за престол приняли сторону его брата, а вдруг решил:
– Пойдешь ко мне, в уланскую сотню вместе с твоими казаками. Пока десятником. А там поглядим.
Отъехал хан. Ибрагим посмотрел в небеса, вознося хвалу и благодарность Аллаху, а в небесах черный ворон кругами летает.
…Быстро добралось войско почти до Казани. А там к нему присоединилось еще несколько касимовских сотен.
– Ну, вот и сравнялись мы, Ибрагим, ты тоже уланским десятником стал, – смеется улан Исса, обнимая старого друга. Получил он от царевича Даньяра разрешение идти в поход с Нурдовлатом.
Давно спит татарский лагерь. Повалились усталые от долгого перехода татары у костров, укрывшись лошадиными попонами да потниками. Не спят лишь уланы десятника Ибрагима Беркузле, несут караул вокруг белого шатра хана Нурдовлата, охраняют его сон. Синее знамя с крымской тамгой над шатром легонько развевается на ветру. Холодный ветерок-то, рано этой осенью заморозки ударили. Не встанет ли Итиль-река, успеют ли струги воеводы Звенигородского дойти до нужного места?
Шепотом говорят уланы об этом самом «нужном месте». Знают, что наверняка есть в войске соглядатаи Ахматовых карачей. Пусть пока думают, что идет Нурдовлат Казань воевать. Ну да, уже прошло войско Нурдовлата по булгарским окраинам, пограбили городки и села. Но то конница, а струги-то с войском русского воеводы давно спустились по течению. Теперь пешая рать ждет подхода конницы. Для чего? Чтобы вместе ударить в «нужное место».