Ханкерман. История татарского царства
Шрифт:
Издавна существовала байка, что татары, пришедшие служить московскому князю зимой, получали шубу с княжьего плеча, летом – город или село «в кормление». Поэтому большинство ехали наниматься на службу летом. Вероятно, Шейх-Аулуяр (в русских хрониках чаще Шиговлияр) тоже приехал в летнее время – в 1508 году он «сидел в Сурожике», городке рядом со Звенигородом, в том же году ходил с русскими на Литву. В Сурожике у хана родился первенец, получивший звучное имя Шах-Али.
Подробностей выбора и вступления Шиговлияра на касимовский престол в 1512 году не сохранилось. Самой крамольной выглядит версия, что после кончины царевича Джаная и пресечения крымской династии касимовских салтанов Василий III просто выбрал чингизида породовитее из тех, что были под рукой. Тут и подвернулся астраханец.
Как результат, в 1513
Князь Василий тонкого намека не понял, а зря. В следующем году случился набег крымских татар во главе с Айга-мурзой и Андыш-мурзой на «Мещерские места». Союзные доселе крымцы воюют русские пределы и Касимов!
После тревожной зимы – еще два похода крымцев (в июне и сентябре) на рязанские и мещерские земли, причем возглавил войско уже крымский царевич Калга Богатырь. Жесткий был набег, с захватом большого количества пленных. В итоге две окских крепости Андреев городок каменный и Касимов были разрушены или сильно пострадали от осады.
Карамзин сообщает, что крымский хан в грамоте великому князю просил не обращать внимания на этот набег, сослался на буйный характер сына, но после этого письма требования татар стали почти ультимативными.
«В 1517 г. хан Крымский принимал живейшее участие в судьбе Казани, опасаясь, чтобы тамошние Князья после Магмет-Аминя не взяли к себе на престол кого-нибудь из Астраханских, ненавистных ему Царевичей. Для сего он послал знатного человека в Москву, дружески писал к Великому Князю, хвалился разорением Литвы, обещал немедленно дать свободу Московским пленникам и заключить союз с нами, если Государь возведет Летифа на Казанское Царство, отнимет городок Мещерский, бывшее Нордоулатово поместье, у своего служивого Царевича Астраханского Шиг-Алея, уступит оное кому-нибудь из сыновей Магмет-Гиреевых и решится воевать Астрахань. Долго Василий отвергал сие последнее условие: наконец и на то согласился».
Уступки не помогли, и крымцы снова пошли в набег в рязанские пределы, но в этот раз были разбиты под Тулой конницей князей Одоевского и Воротынского. И русским пришлось теперь не только защищать свои рубежи, но и закрывать от крымцев казанское направление.
Здесь самое время снова вспомнить хана Магмет-Амина, посаженного на казанский престол «из рук князя Ивана III». Этот хан, кстати, долго живший в Касимове, правил в Казани с перерывами почти двадцать лет. Правил мирно, в достижении благосостояния более полагаясь на торговлю, нежели на военные походы. Правда, в 1505 году по наущению советников и жены поссорился с Москвой и начал с русскими войну. И выиграл. Но победив, тут же в своем опрометчивом поступке и покаялся – экономическая блокада с полным перекрытием поставок зерна по Волге оказалась для Казани куда страшнее русских пушек. И русские купцы больше не ходили на Арское поле под Казань, местом ярмарок был назначен Нижний Новгород.
Победивший в войне Магмет-Амин срочно запросил мира, в хрониках указано, что его послы привезли в Москву помимо прочего 300 лошадей с самой богатой упряжью и персидскими коврами.
После заключения обоюдовыгодного мира Магмет-Амин подписал шертные грамоты Василию III, с явным облегчением снял доспехи и вновь окунулся в персидскую поэзию, поклонником которой был с детства.
Судя по воспоминаниям современников, он был романтиком и поэтом (сохранились его стихи), защитником свободной торговли и покровителем искусств, великим строителем. На дошедшей до нас иллюстрации Магмет-Эмин изображен со свитком в руках, и внешностью – совершенно интеллигент. Однако русские летописи отмечали за ним пристрастие к хмельному вину, непомерное женолюбие и склонность к беспричинным вспышкам гнева. Умирал плохо: если верить Карамзину, все его тело покрылось язвами и нарывами, источающими нестерпимый смрад. И в той болезни хан винил самого себя, якобы за нарушение клятвы, данной великому князю на Коране и перед иконой Николы Чудотворца. Суровый лик чтимого у русских святого якобы преследовал его по ночам, обвиняя в нарушении клятвы. В 1518 году со смертью Магмет-Амина славная династия, основанная Улу-Мухаммедом (откуда произошел и наш Касим), пресеклась. Трон Казани освободился. Что дальше?
Некоторые современные историки смело выносят окончательные приговоры историческим личностям: «…великий князь Василий III не обладал и десятой долей способностей отца – Ивана III, тот бы такого промаха не допустил. Как можно было ссориться с крымцами?» Это сейчас легко рассуждать и указывать правильные решения. Но тогда, скорее всего, все помыслы князя Василия Ивановича были о Казани – не допустить превращения ее в крымский улус. И тут потомок ханов Большой Орды был очень кстати.
Что касается Касимова, Василий III наверняка имел весомые доводы, чтобы поставить племянника хана Ахмата Шиговлияра – злейшего врага крымцев – над крымским каучином. В противном случае под боком у Москвы могло появиться совершенно враждебное, ориентированное исключительно на Крым государство. Появление в Касимове астраханских царевичей со своим двором и знатью должно было уравновесить влияние остальных знатных родов с влиятельными Ширинами.
И кто бы мог подумать, что в центре большой политики той эпохи окажется небольшой городок на Оке и высокородный подросток с непростой судьбой? Но о нем речь пойдет в седьмой главе нашего исследования, а пока вернемся к Ибрагиму Беркузле.
Сказ 6. Тяжелая ноша
Год 1481 от Р. Х. или 886 год от Хиджры.
Дом в мечтах
Постарел Ибрагим Беркузле, отвоевался, остепенился. Мысленно оглянется на путь, который прошел вместе с войском славного хана Касима и его преемников, и думает: «Неужели это все произошло со мной?» С гордостью вспоминает, что и он завоевывал славу ханства, в котором живет. Поднялся Ибрагим вместе с Ханкерманом – и город разбогател, и старый казак из босого бедняка превратился в уважаемого и, можно сказать, зажиточного.
И вроде бы, жизнь наладилась, но клад, что зарыл Ибрагим на Мусиной горе, не дает ему покоя, почти лишил сна.
Все чудится Ибрагиму, что нашел кто-то его сокровища и присвоил, вот и не спит, ворочается десятник до самого утра. Фатима беспокоится, спрашивает заботливо, не заболел ли, а ему и ответить нечего. Никому Ибрагим о кладе не сказал, даже жене!
Несколько раз собирался Ибрагим поехать на Мусину гору и вырыть заветную суму, забрать сокровища. Не отнимет теперь его карача Аваз – ничего не должен ему Ибрагим. Теперь он служит другому караче. От злого, жадного бека ушел к доброму, к Салиму Кыпчаку, что прибыл в мещерские земли вместе с Нурдовлатом из Крыма и на Сарай с ним ходил. Салим Кыпчак касимовцев, участвовавших в том походе, тоже привечает. Место им под дворы на Улановой горе выделил рядом со своей усадьбой. Сбылась мечта Ибрагима, свой двор в Ханкермане! Пусть и на окраине, почти у самого леса, пусть и земля камениста, но свой двор в городе!
Не для себя старался Ибрагим: растут дети, они унаследуют нажитое беспокойным одноглазым казаком. Подарила ему Фатима двух сыновей – Мустафу, которому уже девять полных лет и долгожданного младшего сына Захира. Третий месяц ему, не нарадуется Ибрагим, вот для кого все его приобретения, вот о чьем будущем его думы.
Хорошо обустроил свой двор на Улановой горе казак Ибрагим. Купил доброго соснового леса, поставил крепкие стойла для лошадей, овин для отары и большой амбар. Привез сена на всю оставшуюся зиму. У купцов-урусов купил две большие бочки: для воды и соленой рыбы. В юрте очаг выложил речным камнем, положил полы из струганной доски в два настила. Пригласил лучшего мастера устроить на дворе тандыр. В нем и лепешки печь, и мясо-рыбу на железной решетке коптить.