Ханкерман. История татарского царства
Шрифт:
Тем же днем на похороны Алибека начали съезжаться ширины с округи, все при оружии, словно в поход собрались. Сам ширинский бек из своего села Шорин приехал в Ханкерман со всеми мурзами. Отцу покойного слова соболезнования говорил. А после похорон старики в доме у муллы собрались решать, как поступить. Карачей на совет тоже позвали прямо с поминок. Карача Аваз защищать Ахмеда отказался: хоть Ахмед из рода кыпчаков, хоть и кормится их род с лугов, что в кыпчакском юрте, но звания он уланского, а улана может судить только хан. Сам салтан Даньяр нынче в Москве при великом князе, а его советники пока решения не приняли. Боятся
Долго совещались старики, вызывали свидетелей той ссоры на базаре, все до мельчайших подробностей выспрашивали. Приняли, наконец, решение: виновен улан Ахмед сын Иссы в убийстве, но поскольку убийство было не подлым, а сам Алибек первым за саблю схватился, то его отцу и решать, как с виновным поступать. Захочет – убьет, захочет – простит с наложением штрафа. Старейшины все же больше советовали штраф, ведь и сами когда-то были молодыми, горячими. Только Ахмед должен сам сдаться судьям в три дня – до первых поминок, а не явится, его родня кровью ответит.
Следующим утром, помолившись, отправился Ибрагим за Оку, снова вырыл суму, достал оттуда один куль. Уложил в седельную сумку. К полудню был уже в селе Иссы. Словно вымерло село, все ворота закрыты и даже собаки не брешут. Только ворота главного двора широко распахнуты. Младший брат Иссы Махмуд ждет своей участи. Он теперь старший в роде, ему и отвечать за Ахмеда. Увидел Ибрагим белобородого старца перед юртой одного на ковре с поминальными блюдами, и не сразу признал в нем брата Иссы! Не столь уж стар Махмуд, просто в эти тяжелые для рода дни придавило его горе к земле, состарило… Но нет в его глазах страха, только покорность судьбе и смирение. Положился он полностью на волю Аллаха.
Спешился Ибрагим, низко поклонился, занял место напротив Махмуда. Приложил руку к груди Махмуд, благодарит за то, что приехал. Гость – это всегда праздник, гость в трудную годину – праздник вдвойне. Не стал долго тянуть Ибрагим, выложил куль на ковер, раскрыл. И рассказал о кончине Иссы и о его последней воле. Покатились слезы по щекам Махмуда, аж помолодел ликом, шепчет он слова благодарности, в небо смотрит, Всевышнего благодарит.
Той же ночью проснулся Ибрагим от громкого стука в ворота. Так заспанный в одном халате ворота и открыл. А за воротами люди с факелами, много. Как увидели Ибрагима, на колени попадали. Узнал Ибрагим Махмуда и его сыновей, и племянников, сердится, велит немедленно встать. А те не унимаются, благодарят, спасителем рода называют. И пуще всех… Ахмед, первым за колени обнял, руки ему целует.
Принял мурза, отец Алибека, золото, что принес Махмуд за смерть его сына. Сначала кривился, брать не хотел, а увидел, сколько в куле золота, и взял. Потому что детей у него много, больше десятка от трех жен, а золота совсем мало. И простил Ахмеда, который сам к мулле с повинной пришел, признал, что несчастье случилось в юношеской горячке, и даже обнялся с ним при свидетелях. Не будет кровной мести.
В вечном долгу теперь весь род Иссы перед Ибрагимом. Сказал это Махмуд и велел позвать свою младшую дочку. Дочке почти шестнадцать лет, уже угадывается в ней женщина, личико милое. Имя прекрасное – Ленара, что значит светлая, подобная свету, ниспосланному Аллахом. Сказал Махмуд, что через полгода станет она женой Ибрагиму без всякого калыма. Позвал Ибрагим жену Фатиму, взглянула она на девушку, руки ее рассмотрела, за плечи пощупала, кивнула. Трудно ей одной за всем хозяйством следить, хорошая помощница пригодится.
1490 год. Дерево Заккум
Старость – не радость. Хоть и окружены старики в обществе правоверных заслуженным почетом, а в семьях заботой, хоть и уважают в Ханкермане старого улана Беркузле, а мало радости готовиться к неминуемому уходу. Но готовиться нужно, ибо сказано в Коране: каждая душа вкусит смерть.
После утреннего намаза в мечети Ибрагим Беркузле сделал щедрое пожертвование и еще раз обратился к наибу о своем месте на кладбище. Помощник муллы понимающе кивнул: это хорошо, это правильно, когда старики заранее пекутся о достойном окончании своих дней, куда хуже, когда все делается в спешке. И могилу вырыть, и мертвеца обмыть, сопроводить, успей все в один день до заката.
Получив разрешение выбрать любое место близ могил усопших кыпчаков, старый Ибрагим отправился на кладбище.
Спокойствие и тихую печаль испытывал старый казак на мусульманских кладбищах. А вот урусские погосты ему не нравились. Урусы хоронили мертвых вблизи своих храмов в выдолбленных деревянных колодах – домовинах. Или в дощатых гробах. На могильный холм ставили большой деревянный крест. Кресты быстро рассыхались и косились набок. Ночью на таком кладбище было жутковато.
Мордва обходилась вовсе без гробов и строила для покойника в укромном месте подземный дом с дубовыми перекрытиями. А безродных просто закапывали в ямы.
Татары выбирали для усопших красивые места на лесных опушках или на высоких берегах рек. Покойника в саване укладывали в могилу на бок непременно лицом к священному городу Мекке. Сверху клали большой камень. Пока камень не рассыплется в прах – хранится память об усопшем. Камень – не деревянный крест, камень лежит вечно! Почернеет от времени, порастет мхом, но останется камнем. И надпись на нем сохраняется долго.
Ибрагим медленно шел меж каменных могил и удивлялся, как же быстро выросло кладбище. А ведь старый казак помнил его совсем скромным, с двумя рядками могил вокруг небольшого холма.
Потомкам великого Чингисхана полагался не камень, но склеп. Сложенный из известковых плит мавзолей Касима, сына его Даньяра, их детей и жен мрачно возвышался над кладбищем на том самом холме. Одна из стен мавзолея треснула, правая сторона здания от времени просела. Над узкой дверью в серой стене белела табличка с вырезанными письменами. Слов было много, и вязь замысловатая – не прочитать, но Ибрагим и так знал, что здесь написано: «О, стоящий здесь, задумайся, вчера мы были такими как ты, завтра ты станешь таким, как мы». Будь ты хан или безродный, перед смертью все равны.
Ибрагим преклонил колени перед последним пристанищем великих ханов. Потом подошел к большому камню, под которым покоился длинноносый карача Хасан, славный воин и щедрый правитель. Старый казак склонился, произнес дуа – поминальные слова. Вспомнил тот благословенный день, когда добрый карача взял его к себе в юрт. Затем походы, в которые водил его Хасан, и особенно тот – новгородский, где Ибрагим нашел жену… Осторожно пожаловался Хасану на сына его Аваза, что несправедливо обижает и обирает казаков. И только потом попросил прощения, что не служит больше его сыну, а ушел к другому караче.