Ханна
Шрифт:
— Вот, миссис Блетчли.
— Спасибо, милая, — кивнула повариха, нацепила очки, но на список всё равно посмотрела прищурившись. — Вот и славно. Так, Ханна, ты сегодня подаёшь ужин в детской — для мисс Ардмор и Этти. Постараюсь приготовить им что-нибудь вкусненькое — ты же знаешь, как Этти надувает губки, когда её не пускают к большим на праздник.
— Ах, миссис Блетчли, позвольте, я вас перебью, — сказал мистер Марстон. — Я позабыл сказать Ханне, что её обязанности несколько изменились. Миссис Хоули пожелала, чтобы вы каждое утро поднимались наверх после того, как закончите с делами внизу, и заплетали косы Этти. Полагаю, что на самом деле
Но девочка подумала: одобрил бы мистер Марстон это решение, если бы знал, что Этти собирается с ней «болтать», пока Ханна заплетает ей косы? Не считается ли такая «болтовня» неуместной, не нарушают ли такие разговоры строгую границу между миром господ и миром слуг?
11
«СЛИВКИ» БОСТОНА
Ханне казалось, что день тянется уже целую вечность. «Всего половина седьмого, а сколько ещё дел осталось!» — думала девочка, поднимаясь по чёрной лестнице. Блюда для «детского обеда» она отправила наверх на лифте, и теперь нужно было накрыть на стол. Ханна открыла дверцу лифта на третьем этаже и прислушалась к голосам, доносящимся из комнат.
— Дейз, — говорила миссис Хоули, — скажи Лайле, что ей пора вылезать из ванны, иначе Кларисса не успеет выкупаться.
Из-за угла появилась Флорри, которую было едва видно за горой бирюзовых шёлковых воланов.
— Что это у тебя? — спросила Ханна.
— Платье мисс Лайлы. Настоящий Чарльз Уорт. Это у неё первое.
— А что значит «Чарльз Уорт»?
— А, самый знаменитый дом моды в Париже, — ответила Флорри.
Дейз пробежала по коридору обратно, безуспешно попытавшись заставить Лайлу выйти из ванны.
— Это невозможно! Вот ведь какая! — сердито пробормотала она.
Потом Кларисса в одном халате вылетела из своей комнаты и ринулась в гардеробную матери.
— Mama! — сказала она тоном, который вовсе не вязался с обычным благодушием Клариссы. — Mama, она говорит, что пустит меня в ванну, только если ты дашь ей свои изумруды.
— Это просто смешно. В её возрасте не надевают антикварные украшения. Она будет похожа на старуху.
— Я разберусь, мадам, — объявила Розанна и решительно выдвинулась из гардеробной. Весь облик камеристки говорил о силе характера и непреклонности. Она не терпела глупостей, особенно когда дело касалось её госпожи, которой она была беззаветно предана. Ханна и Дейз проводили Розанну восхищёнными взглядами. Качая широкими бёдрами и шурша юбками, она прошествовала по коридору, словно могучий парусный корабль, подгоняемый попутным ветром. Через минуту Лайла была выдворена в свою комнату, а Кларисса — водворена в ванну.
На обратном пути Розанна поравнялась с Ханной, которая как раз вернулась за вторым подносом для детской.
— Изумруды, как же! Раскатала губы! — прошипела камеристка, затем шагнула в комнату миссис Хоули и с изяществом, подобающим её должности, сообщила госпоже: — Всё в порядке, миссис Хоули. Не беспокойтесь. Она будет прелестна в этом платье от Уорта, а Кларисса уже принимает ванну.
— Этти! Что ты здесь делаешь? — прошептала Ханна, заметив, как малышка выглядывает из-за угла.
Серые глаза Генриэтты заблестели.
— Слышала Розанну?
— Да, — ответила Ханна.
— Обожаю, когда Розанна ставит Лайлу на место!
Ханна принесла в детскую второй поднос с блюдами.
Хотя эта комната давно перестала быть детской в полном смысле слова, в ней кое-что напоминало о прошлом её назначении. Прежде всего, конечно, кукольный дом, а ещё плюшевые игрушки Этти, которыми она занималась охотнее, чем кукольным домом. В углу, под шкафчиком с принадлежностями для рисования, стояла лошадка-качалка.
— По-моему, миссис Блетчли приготовила вам на десерт что-то особенное, — сказала Ханна, расставляя на столе тарелки.
— Ах, как любезно с её стороны, — ответила мисс Ардмор. — Она ведь всякий раз, когда в доме устраивают взрослый вечер, старается приготовить для тебя что-нибудь замечательное, верно?
— Лучше бы, — возразила Этти, — мама позволила и мне пойти на вечер.
— Когда подрастёшь, милая, она обязательно позволит, — сказала мисс Ардмор.
— Тогда Ханне придётся для меня пошпионить! — заявила Этти.
— Пошпи… пошпионить? О чём ты, Этти? — удивилась Ханна.
— Ну, пошпионить… как шпион! Хочу узнать, будет Лайла строить глазки мистеру Уилеру или нет!
— Этти! — воскликнула мисс Ардмор. — Это крайне вульгарно!
— Что вульгарно? Что я про это говорю или что Лайла строит глазки?
Ханна чуть не выронила поднос. «Ну и девчушка!»
Мисс Ардмор, запинаясь от возмущения, наконец выговорила:
— Этти, тебе не следует так разговаривать.
— Ладно, — пробормотала Этти и со значением поглядела на Ханну, ясно давая той понять, чего хочет.
— Этти, — сказала Ханна, — ты ведь знаешь, что я не прислуживаю в столовой. А только помогаю на кухне. И мисс Ардмор права. Шпионить нехорошо.
Мисс Ардмор чопорно кивнула Ханне, словно в знак благодарности. Разумеется, открыто поблагодарить её гувернантка себе не позволила бы. Мисс Ардмор редко заговаривала со слугами, по рангу уступающими старшим горничным. Она отчаянно держалась за своё особое положение в доме: будучи гувернанткой, мисс Ардмор не принадлежала к рабочему классу. Она была искренне благодарна миссис Хоули, когда та избавила её от обременительной обязанности заплетать косы Этти. Мисс Ардмор восприняла это как в некоем роде повышение по службе, однако в то же время была несколько оскорблена тем, что её сменила простая судомойка. Она предложила первые дни наблюдать за тем, как Ханна справляется с новой задачей, но миссис Хоули сочла, что в этом совершенно нет необходимости.
Мисс Ардмор не могла похвастаться ни влиянием на прислугу, каким пользовался мистер Марстон, ни безраздельным доверием хозяйки, как Розанна, свято хранящая секреты миссис Хоули. Хотя жалованье гувернантки было скромнее, чем у мисс Ортон или мистера Марстона, она тем не менее ставила себя выше них. Когда она искала место, то дала в «Бостон геральд» объявление следующего содержания: «Обучаю чтению и письму. Способна преподавать французский язык, игру на пианино, пение и рисование. При необходимости могу содействовать леди в домашних делах. Чёрной работой не занимаюсь». Мисс Ардмор пуще чумы и адских мук боялась, что ей могут поручить какую бы то ни было чёрную работу. Она, как и многие гувернантки, обладала неприметной, даже некрасивой внешностью и страдала от одиночества. У неё не было надежды ни на замужество, ни на другой источник дохода, и она могла рассчитывать только на то, что ей удастся получить место в респектабельном семействе, занимающем достойное положение в высшем обществе.