Ханский ярлык
Шрифт:
Однако опасения Андрея Александровича были напрасными, старший брат ждал его и желал лишь мира и тишины. По крайней мере, так передал от его имени Акинф, встретивший своего князя ещё в подъезде к починку.
— Ну, как он? — спросил Андрей.
— По-моему, очень рад.
— Ещё бы не радоваться, от Ногая ярлык на великое княжение привёз.
Конечно, в душе Андрей досадовал, что заставили его идти на мировую с братом, но внешне старался вида не показывать. Из ближних разве что Семён Толниевич догадывался об истинном настроении своего князя, но утешить ничем
Когда Андрей поравнялся с ближним собором Святого Спаса, то, прежде чем въехать в княжеский двор, остановил коня, перекрестился на купол собора, напомнивший ему детство. Именно в нём постригали его когда-то. И не только его, и Дмитрия тоже, и ихнего отца, Александра Невского, давным-давно посвящали в воины именно в соборе Святого Спаса. Отец им сам не раз рассказывал об этом.
«Впрочем, может, так и надо, мириться у родного, почти семейного собора, — думал Андрей, трогая коня. — Пусть он освятит наш мир».
Он думал, что брат встретит его у ворот или, в крайнем случае, у крыльца и они обнимутся. Но в воротах были лишь привратники, а во дворе подбежали конюхи принять от гостей коней.
Андрей вопросительно взглянул на Акинфа, тот догадался, что обеспокоило князя, сказал:
— Дмитрий Александрович сказал, что будет ждать тебя в своей светёлке, Андрей Александрович.
«Уж не приготовил ли он мне встречу, какую когда-то Владимир Святой своему брату Ярополку [91] ?» — насторожился Андрей. И, помня, что Ярополка тогда при входе варяги подняли на мечи под пазухи, пощупал незаметно боковые бляхи бахтерца, прикрытые синим кафтаном.
91
...приготовил... встречу, какую когда-то Владимир Святой своему брату Ярополку — Ярополк I (прав, в 972—980) и Владимир I (прав, в 980—1015) — сыновья Святослава I. В ходе междоусобной борьбы преследуемый Владимиром Ярополк бежал из Киева в крепость Родня. Он последовал совету воеводы Блуда отдаться на волю брата, но едва Ярополк вошел в терем, как два дружинника «подняли его мечами под пазуху». После смерти брата Владимир стал править всей Русью.
«Да нет. Эти не пробьют сразу. А там видно будет. Впрочем, чего заранее труса праздновать! Не посмеет он. Ныне не то время, за мной Орда стоит».
И уж совсем его успокоили слова Акинфа:
— Дмитрий Александрович сказал, что мы-де не лицедеи, чтоб зевак тешить, с глазу на глаз в светёлке всё и решим.
«Что ж, пожалуй, он прав», — подумал Андрей, направляясь неспешно к крыльцу. Его встретил старик дворский, которого он помнил ещё молодым.
— Олфим, ты ли это?
— Я, батюшка Андрей Александрович, я, — разулыбался старик. Видимо, приятно ему было, что через столько лет признал его князь.
Это совсем успокоило Андрея.
— Ну, веди меня, Олфим, по старой памяти. Вижу, всё внове понастроили, заблужусь ещё.
— Да, батюшка князь, в татарский-то
Андрей поднимался за стариком по скрипучим ступеням крыльца, шёл переходами, пахнущими ещё смолой. Дверь в светёлку распахнул ему дворский, возгласив при этом:
— Князь городецкий Андрей Александрович!
Дмитрий стоял у стола спиной к окнам. Переступив порог, Андрей молвил почти искренне, проникновенно:
— Брат, — и пошёл к нему навстречу.
Впрочем, Дмитрий не сделал ни одного шага, так и стоял у стола. Андрей понимал, что старший, а тем более великий князь и не должен спешить навстречу младшему. А наоборот — младший должен идти и... «Что ещё-то я должен?» — и за три шага до брата его наконец осенило: «На колени». И он пал на колени и со слезой, прорезавшейся вдруг в его голосе, молвил:
— Прости меня, Митя.
— Встань, Андрюша, — сказал Дмитрий, вполне поверивший в искренность провинившегося. — Встань.
А когда Андрей поднялся с колен, обнял его, прижал забородевшее лицо к своему такому же. Шепнул в ухо:
— Бороды-то мы с тобой нажили, а ума?
— Да-да-да, — согласился Андрей.
— Давай забудем всё, что было.
— Да-да, Митя.
А в дверях стоял старик дворский и, глядя на встречу братьев, плакал.
— Что стоишь, Олфим? — спросил князь Дмитрий, жестом приглашая брата сесть. — Ступай, распорядись пиром.
— В гриднице? — спросил старик, отирая слёзы.
— Ну а где ж ещё!
Дворский ушёл, прикрыв дверь. Братья сели за стол напротив друг друга.
— Ну как доехал, Андрюша?
— Спасибо, Митя. Хорошо.
— Небось боялся? А?
— Что ты, Митя. Что ж мне родного-то брата бояться.
— Вот именно, — вздохнул Дмитрий. — Отец, поди, с того света смотрит, скорбит. А?
— Конечно, скорбит.
— Да, надо умерять Русь, утишивать. А то ведь татарва совсем оголит землю, обезлюдит.
— Это точно, Митя, ты прав, — согласился Андрей, и глазом не сморгнув. Кто-кто, а уж он-то татар не раз приваживал.
И чтоб увести разговор от темы, для него не очень приятной, спросил: — Как твои дети? Сыны как?
— Слава Богу, здоровы. Александра вот-вот женить буду. Уж и невеста сыскалась.
— Кто такая?
— А тверская княжна. Дочь покойного Ярослава Ярославича.
— Как её звать-то?
— Ефросинья.
— A-а, вспомнил. Да-да, Ефросинья. Вот память стала.
— Приезжал Святослав, брат её, мы уж всё обговорили. Съездит Александр в Орду, воротится, и поженим.
Разговор опять к татарам прибивался, и Андрей опять увёл его:
— С Тверью породниться — это хорошо, всё спокойнее будет. Ты, никак, пир затеваешь?
— Как же иначе? Примирение обмыть надо, чтоб крепче стояло. Помимо хмельного музыканты будут, и даже лицедеев нашёл. Так что всё ладом, брат, как полагается.
— А Данилы не будет? Хорошо бы втроём собраться. А то когда ещё случится...
— Данилы не будет. Звал я его. Отговаривается стройкой. Татары стены спалили, снова огораживает Москву свою.