Ханский ярлык
Шрифт:
Но что делать? Он великий князь, ему надлежит разбираться и в таких делах. И не только в ссорах меж братьями.
Не прошла и неделя после появления младших Даниловичей, как прискакал течец из Нижнего Новгорода. И Сысой, вводя его к князю, молвил с усмешкой:
— Во, Ярославич, как говорится, гости на гости, хозяин в радости. Теперь из Нижнего со слезницей.
— Князь, — бухнулся тот на колени. — Спаси нас.
— В чём дело, говори толком.
— В Нижнем Новгороде мизинные вече скричали и на том вече приговорили всех бояр, служивших Андрею Александровичу, на
— И что?
— Многих побили. Моего отца и мать убили тож, я едва ускакал. Спаси, Михаил Ярославич, утишь замятию у нас.
Позвали к князю Ивана Акинфовича, тот признал в нижегородце знакомца:
— А, Стёпша, что случилось?
— Беда, Иван, отца с маткой убили. Дом разграбили, да и не у нас одних.
— Кого ещё?
— Семёновых, Волковых, Жостовых и ещё многих.
— Надо было с нами уходить, когда Андрей Александрович помер. Не захотели?
— Кабы знать-то. Кто ж на замятию думал.
— Это Степан, сын Толниевых, — пояснил Иван князю. — Мы в детстве даже бавились вместе.
Михаил Ярославич задумался. Вот уж действительно гости на гости, собирался ехать по теплу в Великий Новгород, а тут на тебе, Нижний взбунтовался.
— Ну что ж, придётся утишивать [181] ваших вечников, — сказал наконец князь. — Иван, готовь дружину младшую. Едем. А ты, Степан, если вспомнишь кого из рьяных вечников, составь мне список, чтоб было с кого начать.
181
Утишивать — усмирять, успокаивать.
Уезжать Михаилу Ярославичу очень не хотелось, княгиня опять была беременна. Однако нижегородская замятия могла перекинуться на другие города. Сама Анна Дмитриевна сказала:
— Езжай, Миша, за меня не бойся, даст Бог, всё обойдётся, чай, не впервой.
По прибытии великого князя Нижний Новгород насторожился. Все понимали, зачем прибыл он. Виноватые попрятались, затаились. Обиженные надеялись на правый суд и защиту.
Михаил Ярославич сначала решил осмотреть, что натворили вечники, поехал на коне от одного разорённого двора к другому разграбленному, всё более и более мрачнея. Убитых давно прибрали, схоронили, оплакали. Но на каждом подворье, подвергшемся потоку, было запустенье и тишина. Вдова боярина Жостова, увидев великого князя, заплакала, закричала:
— Князь, где ж твоя грозная рука? Почему ты не караешь злодеев?
Михаил Ярославич придержал коня у жостовского подворья. Женщина приблизилась к нему, не переставая плакать и призывать грозу на злодеев. Уловив паузу в её причитаниях, князь спросил:
— Кто грабил твой двор?
— А? — сразу вроде не поняла Жостиха.
— Я спрашиваю, кто грабил ваш двор?
— Митька Сыч со своими поспешителями, он и мужа убил, и брата его. А за что? А? Что он ему плохо сделал?
Князь обернулся к Сысою со Степаном:
— Найдите мне Сыча.
В первый же день к князю было приведено более двадцати вечников, участвовавших в замятие,
— Завтра утром будем судить, чтоб были при мне два-три местных тиуна и послухи.
Уже в сумерки князь отправился с Сысоем и Степаном Толниевым к последнему ночевать. В его пустом тереме уже обосновался повар князя и несколько ближних слуг его.
На подходе вдруг из темноты прилетела, взвизгнув, стрела, и угодила Михаилу в верх шапки, пробив её насквозь. Сысой кинулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, и, увидев, как кто-то влезает на заплот [182] , пытаясь перелезть через него, Сысой выхватил засапожник и с силой швырнул его в убегавшего. Тот опрокинулся навзничь и, хрипя, упал под заплотом. Нож угодил ему в спину меж лопаток.
Когда подбежали князь со Степаном, Сысой стоял над поверженным, отирая нож о полу его кафтана. Рядом валялся лук. Степан склонился над убитым, заглянул в лицо и, выпрямившись, сказал:
182
Заплот — сплошная ограда из бревен или досок.
— Это Сыч. Митька Сыч.
— Сволочь твой Сыч, — сплюнул Сысой.
— Почему мой?
— Не мой же. — Сысой обернулся к князю: — Ярославич, тебя не зацепило?
— Есть маленько.
Михаил Ярославич держал в руке шапку с застрявшей в ней стрелой.
Уже в доме при свече Сысой осмотрел голову князя. Стрела чиркнула ему самую макушку.
— Чуть бы ниже — и... — заметил Сысой и выругался по адресу стрелка: — Меткий, гад.
— Он, Сыч-то, с двадцати шагов в яблоко попадал, — сказал Степан.
— Оно и видно, если б не сумерки, и тут бы не промахнулся. Завысил чуть.
— Но и ты ж меткач.
— Он на заборе-то был как на ладони, с чего мне было промахиваться? Степан, давай ветошку какую-нито.
Сысой промокнул на голове князя крохотную ранку, посыпал пеплом и перевязал, протянув мутузку через подбородок, прижав ею на макушке ветошку.
— Что ж это за город, — возмущался он. — Великому князю впору в боевом шлеме ходить, как на рати.
— Да, — вздыхал Степан. — Царство без грозы — что конь без узды. Как помер Андрей Александрович, так и началась смута и шатание промеж людей.
— Ничего. Заутре грядёт вам гроза, — пообещал Сысой.
На следующий день на Торге, взобравшись на прилавок, горластый бирюч громко читал княжье повеление:
— Я, Михаил Ярославич, великий князь, милостью Божьей и царским утверждением царя Золотой Орды великого хана Тохты, уязвлённый нижегородской замятней, случившейся в моё отсутствие, повелеваю: всех вечников возмутителей и убийц предать смерти через повешение и утопление, дабы впредь иншим неповадно было мутить и возмущать народ. Всё имение казнимых подлежит продаже в выплату пострадавшим хотя бы части понесённых убытков. И в грядущем наказание ждёт всякого, посягнувшего на чужое имение и живот.