Ханский ярлык
Шрифт:
— Похлопочи, Имар-Ходжа, перед Тохтой, замолви словцо.
— Я замолвлю, конечно, но понимаешь, Юрий обещал хану большой выход — по гривне с двух дымов.
— Имар-Ходжа, дым — это один очаг, а у очага может находиться и три и пять человек, а если семья большая, то и все десять. Представь, что ж это будет за выход, если, скажем, с десяти человек будет одна гривна?
— Конечно, это мало, — согласился татарин.
— А я обещаю гривну не с дымов, а с людей. С двух человек одну гривну. Как?
— О-о,
— Не предложит, Имар-Ходжа, он недавно ходил воевать, у него казна пуста.
— Хорошо, Михаил, я всё понял и донесу Тохте. Не сомневаюсь, что ярлык великокняжеский получишь ты. Аллах свидетель, я буду за тебя. Садись и выпей со мной кумыса, ты у меня дорогой гость.
Князь Михаил, сняв сапоги у входа, прошёл и сел на кошму рядом с хозяином кибитки, с трудом подогнул под себя ноги по-татарски, взял из рук татарина пиалу с кумысом.
«Господи, прости мне грех сей неумышленный, пью погань не ради желания, но по принуждению лихому», — пробормотал про себя Михаил и выпил до дна.
— Вкусно? Правда? — спросил татарин.
— Правда, — согласился Михаил поморщась, едва удерживаясь от желания сплюнуть.
— А что морщишься?
— Кисло. С непривычки.
— Ничего, привыкнешь.
И Имар-Ходжа снова начал наполнять Михайлову пиалу.
— Спасибо, Имар-Ходжа, я больше не хочу. Я пойду.
— Сиди, Михаил. Нехорошо убегать из гостей, выпив всего одну пиалу. Неуважительно по отношению к хозяину.
— А сколько ж надо?
— Не меньше трёх, а лучше пять, — отвечал татарин и, поднеся свою пиалу ко рту, добавил: — А ещё лучше семь.
«Господи, — взмолился Михаил, — я же на век опоганюсь».
Однако после третьей пиалы он почувствовал лёгкое приятное головокружение и уже не вспоминал о своём грехопадении.
«A-а, была не была, попрошу своего духовника Марка, он замолит».
И уж поганское питьё не казалось ему таким противным. Наоборот, даже глянулось, как оно отдавало в нос. После пятой пиалы Имар-Ходжа похлопал в ладони и, когда на входе появился молодец, сказал ему:
— Агач, завтра съезди с моим другом, князем Михаилом, на охоту. На Жёлтой протоке много гусей. Пусть постреляет мой друг.
— Хорошо, — отвечал нукер.
— Да смотри, чтоб никто не чинил ему обиды.
— Я понял, аке.
К выезду на охоту Сысой подготовил два лука — князю и себе. У одного ослабла тетива, он подтянул её, пока она не «запела», как струна на гуслях. Проверил все стрелы, некоторые пришлось подтачивать на камне, набил стрелами два колчана.
Кроме Сысоя князь взял с собой ещё двух гридей. Выехали верхами на зорьке. Впереди ехал Агач, возле которого бежали две собаки, за ним следовали гуськом остальные.
Не доезжая Жёлтой протоки, остановились и дальше пошли
Через высокий камыш добрались до воды. Агач молча поднял руку, призывая спутников к тишине и вниманию. Чистая вода просматривалась через камыш, оттуда доносилось кряканье, гоготание, свидетельствовавшие о множестве птиц на протоке.
Собаки настолько взволновались близостью дичи, что Агачу пришлось взять их на сворку и всё время поглаживать, успокаивая. Знаками татарин предложил охотникам изготовиться, и князь Михаил с Сысоем, достав из сагайдаков луки и из колчанов стрелы, возложили их на тетиву.
Над ними стремительно пронеслась стая уток, и Агач отрицательно покачал головой: не стреляйте.
Но вот с протоки донеслось хлопанье больших крыл, оттуда стали подниматься в воздух гуси.
Первый гусь проплыл над их головами столь неожиданно, что они не успели натянуть луки. Гусь загоготал, видимо предупреждая собратьев об опасности. Но следующему гусю Сысой прямо в брюхо всадил стрелу и тут же выхватил из колчана другую. Раненый гусь вздрогнул, но продолжал лететь, заметно снижаясь. Агач спустил одного пса, и тот помчался в ту сторону, куда улетел подбитый гусь.
Князь первого своего не поразил, но слышно было, как стрела шоркнула по перьям крыла. Только в третьего ему удалось попасть, и Агач спустил со сворки второго пса, и тот умчался догонять снижающегося подранка.
Сысой подбил ещё одного и, поскольку псы ещё не вернулись, побежал за ним сам, стараясь не выпускать из виду.
Гуси, обнаружившие наконец опасное место, стали облетать его стороной, и стрелять по ним уже было бессмысленно.
Где-то взлаяли собаки и послышалось рычанье, визг и грызня.
— Ых, — крякнул Агач, — чужие псы оказались. Идём, а то порвут друг дружку, — и побежал в ту сторону.
Князь Михаил пошёл за ним, на всякий случай держа лук со стрелой наизготове. На него выскочил Сысой с гусем в руках.
— Что там случилось? — спросил князь.
— Кто-то здесь недалеко охотится, и его собака наскочила на нашу.
Они устремились туда, откуда слышался визг и рычание, верный признак собачьей драки.
— Тэт, тэт! — кричал Агач, видимо пытаясь разнять дерущихся псов.
На поляне, куда князь с Сысоем наконец выскочили, вились волчком три пса, клацая зубами и рыча друг на дружку.
И лишь когда появился хозяин чужого пса, тоже татарин, собак удалось растащить. Видимо, псы сцепились за добычу, в азарте драки позабыв о ней, и подраненный гусь забился в камыши, пытаясь уйти. Агач отыскал его в нескольких шагах от собачьего поля боя. Вышел с ним на поляну.
— Однако, Агач, это наш гусь, — сказал татарин.
— С чего ты взял, Сарык?
— Мой князь поразил его.