Ханский ярлык
Шрифт:
— Так,— гадал Дмитрий Михайлович.— Видимо, у Старицы будут переправляться, чтоб идти на нас правым берегом.
— Не пойму,— вздыхал Александр Маркович,— чего они затевают. Почему они не захватили Торжок, а прошли мимо?
Где им было проникнуть в планы князя Федора Александровича, когда он даже тысяцкому ничего не говорил. Но когда приблизились к Волге, приказал ставить шатры, а тысяцкому наконец-то сказал:
— Здесь и будем ждать тверской п элк.
— А почему бы не напасть на них?
—
— Почему, князь?
— Потом узнаешь, если сам не догадаешься.
Тысяцкий не стал ломать голову. За поход и успех отвечает князь, вот пусть и мудрит себе. А Федор Александрович, призвав к себе сотских, приказал:
— Ставьте шатры покрепче, обустраивайтесь надолго.
— На сколько?
— Там увидите,— увильнул князь от прямого ответа.
Сотские расходились в недоумении — экую даль отшагали для рати и вдруг встали на месте, да еще велено обустраиваться надолго.
— Что он думает, до зимы здесь отсиживаться?
— Мудрит что-то князь.
— А может, боится?
— Вряд ли. Он не из трусов. Наместника тверского так шуганул, что тот стрелой вымчался с Городища. Тут что-то другое.
— Да. Тут какая-то хитрость.
— Взял бы сказал об этом нам.
— Ага. Сегодня тебе скажет, завтра вся Тверь знать будет.
— Чего мелешь? Я что, переветчик?40
— При чем тут ты? Князь правильно делает, что никому не сообщает. Тут не торжище, новостями делиться.
— Братцы, я догадываюсь, чего он задумал.
— Чего?
— Он хочет обмануть лазутчиков тверских. Они донесут, что мы стали крепким лагерем, и тверской князь клюнет на это.
— Ну клюнет, ну и что?
— Как что? Он явится нашей стороной и нападет на лагерь, скажем, ночью.
— Чепуха. Ты думаешь, наши лазутчики не донесут об этом вовремя? Не предупредят?
Сотские спорили, не подозревая, что тверская дружина уже на подходе.
На следующий день росным утром явилась, но не на левом берегу, как гадали сотские, а на противоположном, на правом. Тут же кто-то закричал оттуда:
— Эй вы, гущееды-долбежники, чего явились? Что потеряли?
Гущеедами новгородцев дразнили на Руси за их кушанье, которое они варили из обожженного ячменя и хлебали ложками гущу. Однако и новгородцы не оставались в долгу, кричали с левобережья:
— Эй, цвякалы, цуканы! Куда куницу зацуканили? — и хохотали довольные, что уели тверичан.
Это был намек на говор тверской, где налегали на «ц».
'Переветчик — изменник.
— Плотнички — хреновы работнички-и! — надрывались на правом берегу.
— Ряпучиники-и!' — неслось в ответ, и опять язвительный смех катился оттуда, разносясь далеко над водной гладью.
Отчего-то именно этот смех не понравился Дмитрию Михайловичу.
— Хватит зубоскалить,— распорядился он.
Но с ним не согласился Александр Маркович:
— Пусть срамятся. Все лучше, чем копья ломать.
Несмотря на преклонные годы, пестун пошел с дружиной, имея твердое намерение удерживать юного князя от необдуманных поступков, а именно от страстного желания скорее вступить в сечу. А если представится возможность, то, мыслил пестун, кончить миром с новгородцами, как когда-то было под Дмитровом.
Однако Дмитрий Михайлович ни о каком мире и слышать не хотел. Едва разбили лагерь, едва начали варить кашу, как он отправился проверять готовность дружинников к бою.
— А ну-ка, дай твой колчан.
— Пожалуй,— подавал дружинник не очень охотно свое туло.
Князь высыпал на землю стрелы и начинал пробовать пальцем остроту наконечников.
— И этим ты хочешь поразить врага? — вопрошал с издевкой,— Терпуг41 у тебя есть?
— Есть.
— Немедленно точи все стрелы. Завтра проверю. Будут тупые, получишь на орехи.
Он шел к следующему и от него требовал колчан, высыпал стрелы, щупал острие наконечников. Бросал коротко:
— Точи. Завтра проверю.
Вскоре после каши едва ль не половина дружины зашир-кала терпугами по стрелам. Это заметили на том берегу и не преминули съехидничать:
— Тоците, тоците, цвякалы, на свои задницы натоците.
Ох уж эти новгородцы. С ними свяжись — не рад будешь.
Поздно вечером, выставив дозоры вдоль берега, Дмитрий Михайлович наказывал:
— Не спать! Бдеть! Кого застану спящим, утоплю.
Дозорные после ухода князя меж собой переговаривались:
— Глянь, гроза какая. Еще и ус не вырос, а туда же: «Утоплю».
— И утопит, чего ты думаешь.
— Митя-то?
— Ну, а то кто?
— Да он комара не обидит.
— А чего ж грозится?
— Для виду. Считай, дите еще, как тут не погрозиться. Да и с нашим братом инако нельзя, лепш таской, чем лаской.
Воротившись в шатер и отужинав поджаренной на костре дичиной, Дмитрий Михайлович сам стал готовить себе ложе.
— Давай я, князь,— вызвался кормилец Семен.
— Отстань, я сам.
Положив на землю потник, а в головах седло, как это делал когда-то его легендарный пращур князь Святослав, Дмитрий лег, даже не отстегнув меча. Укрылся своим корзном.
Пряча в бороде усмешку, Александр Маркович посоветовал:
— Снял бы бахтерец, Дмитрий Михайлович, железки ночью холодить будут.
— А ну налетят новгородцы? — возразил князь.— Я буду как дурак возиться с бахтерцом.
— Ну хошь меч отстегни. А то ить он тебе переворачиваться не даст.