Ханский ярлык
Шрифт:
— Стюр, как ты думаешь, что он имел в виду, когда сказал: может, через год, а может, никогда?
— Да не слушай ты его, милый, болтает Бог весть что. Простит тебя хан, вот увидишь, простит,— шептала Стюрка, с искренней нежностью поглаживая голову любимого.— Я буду молиться за тебя.
— Но он же сказал, продать коней и телегу. Это что значит?
— А то, чтоб не покрали. Продадим. А приспеет пора ехать домой, купим. Тут прав косоглазый.
Дня два еще колебались русские — продавать, не продавать,— на что-то надеясь и цепляясь
— Как продавать телегу без колеса?
И верно, кто ж купит обезноженную телегу? Однако на третий день прибежал ликующий Иванец, прижимая к животу пропавшее колесо.
— Нашел, нашел! — кричал он радостно, словно действительно нашел сокровище.
– Где?
— Татарчата стащили. Бавились им. Палку воткнули и катали.
Дети везде дети.
Романец с Иванцом поставили колесо на место, вбили хорошую чеку и поехали на торжище — базар — продавать коней, а заодно и телегу. Седла не взяли. Пусть лежат в кибитке, есть не просят. Таких потом не купишь.
Воротились вечером злые, расстроенные. Продали всего одного коня. Романец чуть не стонал от досады.
— У нас бы я за него три гривны выручил, а здесь половины не дают.
— Что ты хочешь? У них в степи стада тысячные.
— Суют какие-то свои пулы1, хоть бы один гривну показал.
— Пулы медные?
— Ну да.
— Но продали ж одного коня?
— Отдали за пятьдесят пул. И кажись, продешевили.-У них мешок проса двадцать пул стоит. Выходит, что коня отдали за два мешка проса. Это где ж видано?
— А как с телегой?
— За телегу предлагают бычка-годовичка.
— Так что? Не было покупателей?
— Покупателей-то много, да денег мало, князь. Все более меняться предлагают то на корову, то на быка, то на баранов.
Когда явился Алчедай и узнал о трудностях с продажей коней, посоветовал:
— Меняйте хотя бы на просо.
— Зачем оно нам?
— А зимой что есть будете?
— Неужто мы тут до зимы будем? — удивился Романец.
— А может, и до другого лета,— опять нехорошо ухмыльнулся татарин.
На следующий день князь Юрий сказал своим слугам:
— Черт с ними. Продавайте за пулы.
Но уже после обеда забыл и о пулах, и о Романце с Иванцом. От хана прибыл посыльный, спросил сердито:
— Ты русский князь Юрий?
— Я,— отвечал, бледнея, Юрий Данилович.
— Тебя немедленно требует к себе наш повелитель — хан Узбек. Следуй за мной.
Раненой квочкой всхлипнула за завеской Стюрка, и князь почувствовал, как ослабли у него ноги в коленях.
•Пулы — мелкие медные монеты.
— Я счас, я счас выйду,— пробормотал он.— Жди меня у входа.
Татарин вышел. Из-за занавески вылетела вся в слезах Стюрка, ухватилась за Юрия, лепетала распухшими губами:
— Милый, милый...
Но неожиданно эти женские слезы напомнили ему, что он мужчина, воин, и он, стараясь быть спокойным, сказал ей:
— Стюра, если меня убьют, не бросайте здесь. Везите в Москву, положите с отцом.
— Ладно, ладно,— бормотала, захлебываясь в сдерживаемых рыданиях, наложница.
Хан Узбек сидел на золоченом троне, рядом, чуть ниже, восседала его молодая жена. Тут же, еще ниже, располагались приближенные хана, некоторые намного старше своего повелителя.
— На колени,— прошептал кто-то за спиной князя.
Юрий Данилович пал на колени, в поклоне стукнулся лбом о колючую кошму.
— Ты почему не прибыл, когда я звал тебя? — спросил Узбек.
— Я думал, великий хан, что ты зовешь только великого князя,— ответил Юрий, стараясь не выдать своего волнения.
— Да, я звал и великого князя, и митрополита, и других. Я давал им ярлыки. А ты, пользуясь отсутствием великого князя, захватил его город. Ты пренебрег моим приглашением, князь.
В последних словах чудилась гроза, у Юрия невольно замер дух от страха. А хан нагнетал:
— Ты знаешь, что бывает за это? А?
— Знаю, великий царь. Прости, я по недомыслию.
— Простить можно ребенку, но не взрослому мужу.
Узбек молчал. Во дворце воцарилась тишина, где-то далеко, в стороне базара, кричал верблюд. Юрий видел, как хан повернулся к жене, что-то сказал ей негромко, она ответила еще тише.
«Советуется,—догадался Юрий.—Господи, прекрасная ханша, остуди его гнев, подскажи доброе решение, век буду молиться за тебя, несравненная».
Прочла ли молодая ханша что-то во взгляде русского, и тоже молодого и красивого, князя или услышала его мысли, не дано было узнать Юрию, но в тот миг и потом он всегда был уверен, что именно она спасла его от смерти.
— Ну что ж, князь,— заговорил наконец громко Узбек,— Мы подумаем, как наказать тебя. Иди и жди нашего решения.
Смерть отодвигалась, жизнь продолжалась, если можно назвать жизнью тревожное, ежечасное ожидание конца.
19. НОВГОРОДСКАЯ ЗАМЯТИЯ
Великий князь Михаил Ярославич вдругорядь ошибся, опять усадив в наместники Федора Акинфовича. А ведь он не хотел возвращаться на должность, с которой его так позорно выпроводили. Нюхом чуял, что долго не усидит на Городище.
Да и какой бы наместник удержался, когда едва ли не подряд следовали неурожайные годы. В одном году все вымокло, в другом — выгорело, а на третий, урожайный, пришли на поля полчища мышей, уничтожили весь хлеб еще на корню.
Если б не подвозили хлеб из-за моря от немцев да с Низу, то вымер бы весь Новгород. Но привозной был столь дорог, что не всякий купить мог. Мизинные вымирали семьями, скудельницы, куда свозили трупы со всего города, заполнялись скоро и доверху. От голода зверел народ. За кусок хлеба, за калач могли убить человека средь бела дня прямо на улице. А уж ночью нельзя было со двора и носа высунуть. Разбойников, татей расплодилось, что крыс в амбаре.