Ханский ярлык
Шрифт:
— А не рано?
— Не рано, сын мой. Вчера мизинные перебесились, потешили нечистого, угомонились. Ступай, не бойся.
Лукавил Семен Михайлович, говоря, что «не переживает*, сильно лукавил. Еще как переживал, за ночь совсем седым стал, на лицо спал, почернел аж.
Вернулся на разоренное подворье, и даже уцелевшие цеп-няки (спасибо Демке!) не порадовали боярина. Волоча ноги, прошел через двор, поднялся на крыльцо, засыпанное пером и пухом из подушек, доплелся до опочивальни и снопом пал на голое ложе.
А к вечеру и помер. Отошел тихо, без жалоб, без шума,
8. МИЛОСТЬ НОГАЯ
Орда, клещом присосавшаяся к многострадальному телу Руси и высасывавшая из нее жизненные соки, сама не была единой и крепкой. И в ней шло соперничество между потомками великого Чингиса, и там убивали брат брата, дядя племянника, а то и сын отца. Эти замятии1, периодически вспыхивавшие в Орде, давали иногда передышку Русской земле, «тишину», как писали радостно летописцы. В эти годы ханам было не до Руси, они охотились друг за другом.
'Замятия — смута.
Именно в результате такой замятии в 1270 году отложился от Золотой Орды хан Ногай, перекочевал со своими кибитками к Черному морю и стал наводить страх и ужас на саму Византию. В одной из битв победил византийское войско и принудил императора Михаила Палеолога отдать ему в жены дочь Евфросинию.
— Она будет у меня самой любимой женой,— пообещал Ногай императору.
И слово свое сдержал. Евфросиния была у него в чести и часто сидела с ним рядом, особенно на приеме иностранных посольств или других торжествах. Мало того, Ногай не только советовался с ней, но иногда отдавал решение какого-то вопроса на ее усмотрение.
Причерноморские степи от Дона до Дуная принадлежали теперь Ногайской Орде.
Великий князь Дмитрий Александрович последовал совету Святослава Ярославича, но отправился не к хану Менгу-Ти-муру, сидевшему в Сарае на Волге, а вдоль Дона к хану Ногаю. Умные советчики подсказали Дмитрию Александровичу, что-де Ногай и Тудай-Менгу, воспринявший престол от брата Менгу-Тимура, не любят друг друга и именно этим надо воспользоваться.
Андрей Александрович, узнав о том, что старший брат отправился к хану, обеспокоился, что в Орде откроется истинная цена его кляузам, и послал отряд перехватить Дмитрия. Однако по понятным причинам это не удалось, засада сидела на Волге, а князь Дмитрий ушел Доном.
Дмитрий Александрович прибыл в ставку Ногая с женой и сыновьями, Александром и Иваном, и немалой казной. Именно последнее обстоятельство гарантировало ему теплый прием в Орде.
Он был принят ханом Ногаем и его женой во дворце и внимательно выслушан.
— Да,— сказал Ногай,— нехорошо, когда младший лезет поперед старшего. Нехорошо. Плохо, что в Сарае этого не понимают.
— Андрей оклеветал меня перед Менгу-Тимуром, а сейчас и перед Тудай-Менгу.
— У Менгу слишком доверчивые уши,— поморщился Ногай.— Я знаю. Но ты получишь великое княженье из наших рук, князь Дмитрий, и никто не посмеет оспаривать наш ярлык.
Приезд великого князя северорусских уделов к Ногаю был хану весьма приятен. Если до этого он держал в своей власти лишь южные княжества Руси, куда золотоордынский хан старался не посылать своих ставленников, чтобы не ссориться с Ногаем, то теперь, вручая ярлык Дмитрию на великокняжение, сам Ногай как бы вмешивался в дела сарайского недруга.
Такое положение не могло нравиться Тудай-Менгу хотя бы из-за того, что теперь русская дань уплывала мимо Сарая в Ногайскую Орду. И в очередное появление у него Андрея Александровича Тудай-Менгу допытывался:
— Почему твой брат Дмитрий приехал не ко мне, а к Ногаю?
— Он боится тебя, великий хан.
— Но ты ж тоже боишься, однако приезжаешь ко мне.
— Я — твой верный слуга и друг, Тудай-Менгу, а Дмитрий — хитрый и опасный враг.
— Ох, Андрей, что-то ты не то говоришь. Чем может быть русский князь Дмитрий опасен для меня? Чем? Стоит мне послать на него темника14 с войском, от твоего брата мокрого места не останется.
— Пошли, великий хан.
— А что толку? Прошлый раз еще мой брат Менгу-Тимур послал с тобой своих лучших салтанов15, ты сам вел их. И где ж твой Дмитрий?
— Он бежал, как заяц от орла.
— Ну вот. А ты говоришь, «опасный враг». Вот теперь, когда он купил у Ногая ярлык16, он станет опасным врагом, но не для меня, князь Андрей, для тебя. Что молчишь?
— А что говорить, великий хан? Ты прав.
— Придется тебе как-то мириться с ним, Андрей. Ведь вы же братья. Мы ж с Менгу-Тимуром не ссорились. Говорят, Дмитрий даже нянчил тебя.
— Да, нянчил. Один раз так нанянчил, что едва не утопил.
— Как? — удивился Тудай-Менгу.
— Очень просто, уронил с моста в реку.
— Нет, серьезно? — засмеялся хан.
— Уж куда серьезней. Если б не кормилец, так и утоп бы я.
— Сколько ж тебе было тогда?
— Около трех лет где-то.
— И ты до сих пор помнишь это? Нехорошо, Андрей, нехорошо быть таким злопамятным. Он же наверняка нечаянно уронил тебя.
— Какая б была разница, если б я захлебнулся, чаянно или нечаянно.
Тудай-Менгу просмеялся, молвил прищурясь:
— Да, князь, поди, брат-то ныне жалеет, что тогда не утопил тебя. А?
— Кто его знает. Вполне возможно.
— Так что придется тебе с ним мириться, Андрей. Мирись, и в следующий раз приезжайте ко мне вместе.
— Постараюсь,— промямлил Андрей, понимая, что Тудай-Менгу не так Дмитрий нужен, как то, что он привезет в Орду. Ясно, что золотоордынец был расстроен, что выход Дмитриев мимо него проплыл.
А между тем Тудай-Менгу всерьез опасался Ногая, усилившегося настолько, что заставил даже могучую Византию смотреть ему в рот, уж не говоря о покоренных сербах и хорватах.