Ханский ярлык
Шрифт:
Но, видно, отрока, не умудренного жизненным опытом, вполне удовлетворил лепет Давыда.
— Хорошо. А где мы порубим лозу?
— На той стороне лозняка тьма, Борис Данилович. Там нарубишься досыта.
Он вывел княжича к берегу, усадил в свою лодью, скомандовал Зерну:
— Пошел. Да побыстрей.
И две лодьи, переполненные людьми, устремились к правому берегу. Давыд понимал, что сейчас сразу откроется его обман, и еще неведомо, как отнесется к этому княжич. Чего доброго, вместо лозы рубанет его этим
Давыд, улучив несколько мгновений, быстро объяснил Ивану ситуацию и приказал:
— Если он спросит, где его гриди, скажи, что, как только высадились, поскакали в Москву.
— Но он же не поверит.
— Поверит. Научи еще нескольких парней тому же: были — ускакали. Все. Я бегу. Вон он уже высматривает меня, кажется.
— Ну где ты? — сердито спросил Борис подбегавшего Давыда.— У меня не получается. Вон смотри.
— Борис Данилович, ты рубишь прямо, а надо наискосок. Дай-ка.
Давыд взял кинжал, намахнулся.
— Смотри. Вот! Вот! Вот!
И он срубил три лозины.
— Ну-ка,— взял кинжал княжич.— Вот! Вот! Вот!
Отрок был в восторге, чисто срубив три ветки. И хотел рубить еще, но Давыд сказал:
— Борис Данилович, надо скорей ехать. Твои-то что учудили — высадились и сразу ускакали.
— Как ускакали? — возмутился княжич.— Они что? С ума посходили?
— Так мне сказали мои гриди. Спроси их сам.
Эх, дети, как легко вас обмануть! Вы верите сказкам и обманам.
И Борис верил, что едет в Москву, даже когда въезжал в Тверь, поскольку, как объяснил ему в пути Давыд, через Тверь к Москве путь короче.
И только за обедом, когда Александр Маркович стал допытываться: куда делся Юрий Данилович, Борис наконец смекнул, в чем дело, и рассмеялся.
— Чего ты, Борис? — удивился боярин.
— Так мы ж из Москвы вместе с ним выехали. Ха-ха-ха.
— Ну и?..
— А потом он с обозом свернул в Городец, а мне велел скакать в Кострому.
— Зачем?
— Чтоб вас надуть. Ха-ха-ха. Он знал, что вы его перехватить собираетесь.
Александр Маркович обескураженно взглянул на Давыда: вот тебе и мальчик. Неизвестно еще, кто кого за нос водил.
23. СУД ВЕЧА
Степан Остя — десятский из охраны княжича — вечером забеспокоился, что Борис Данилович задерживается в гостях. И направился к Жеребцу.
— Так он давно ушел домой,— удивился купец.
— С кем? — насторожился Степан.
— С этим... как его... ну с вашим каким-то.
Жеребец напрягал память до боли в висках, но так ничего и не мог вспомнить. И наконец ухватился за знакомое:
— Да, с ним был наш Зерн.
— Какой еще Зерн?
— Ну, перевозчик, он его перевез с того берега. Да-да-да. Они, кажется, отправились рубить лозу.
— Какую лозу? Что ты мелешь?
— Да я подарил княжичу кинжал, а тот ваш ему и скажи: мол, на лозе надо опробовать. И они ушли.
— Но его доси нет дома, дурья голова! — с отчаянием прорычал Степан и кинулся назад, слабо надеясь, что княжич уже вернулся. Не найдя его, десятский напустился на своих гридей:
— Спите, сволочи, а княжича умыкнули.
— Кто?
— А я знаю? Може, збродни.
Степан кинулся к хозяину подворья.
— Давыд Давыдович, беда. Княжич пропал.
— Как пропал? Он же был у Жеребца.
— Он давно ушел от него с кем-то... Да, кстати, кто такой Зерн?
— Это, кажется, перевозчик.
— С ним... С ним был этот гад, который... Где он живет, покажите!
— Счас, счас,— засуетился Давыд Давыдович,— Я сам не знаю, отрок тебя проводит.
Мальчишка повел Степана к реке и у самой воды показал покосившуюся избушку.
— Вот тут он живет.
Еще подходя к избушке, Степан услышал душераздирающую песню, несущуюся оттуда: Эх, разлилась Волга широко-о-о, На лодье не переплыть...
Он резко рванул дверь, шагнул через порог. В колеблющемся свете лучины увидел за столом двух дюжих мужиков, уже изрядно упившихся. На столе стояла корчага, глиняные кружки, россыпь вяленой рыбы. Питухи1 дружно обернулись на вошедшего.
— Кто из вас Зерн? — спросил Степан.
— Ну, я,— промямлил один мужик.— А что?
— Куда ты дел княжича Бориса Даниловича?
— Перевез на тот берег... ик,— икнул мужик.— Как велено было.
— Кем велено было?
— Ну этим... как его... А черт его знает, как его звали. Слушай, садись лепш с нами, выпьем по чарке. А?
— Ты, дурья голова,— шагнул Степан к Зерну и ухватил его за лохмы,— ты кому отдал княжича? А?
— Ты глянь, Ляксандр,— обратился Зерн к собутыльнику.— Они княжича туды-сюды таскают, а я, выходит, отдал.
— Ты че пристал к человеку? — поднялся от стола Александр.— Не вишь, мы отдыхаем.
Почувствовав поддержку товарища, Зерн ударил по руке Степана, освобождая свои волосы.
— Ты не видишь, люди отдыхают? К ему по-людски... а он вишь...
Но Степан, свирепея, схватил его за плечо.
— Я тебя спрашиваю: куда ты дел княжича?
— Ляксандр,— со слезой обратился Зерн к собутыльнику.— Ведь обижаеть.
— Мы ему счас обидим, мы ему обидим.
В следующее мгновение Степан почувствовал, как крепкие руки обхватили его. Он попытался освободится от них, вывернуться, но плечом зацепил лучину, выбил ее из держака, и она упала вниз, зашипев в воде стоявшей на полу посудины. В избушке стало темно. На Степана навалились двое, завернули ему руки за спину.