Ханский ярлык
Шрифт:
— Как доехали?
— Спасибо, хорошо.
— А нас третьеводни гроза в пути прихватила, вымокли до нитки,— сказал Степан Душилович.— Целый день в веске сушились.
— Эта хоть намочила. А вон в Ростове молоньей дьяка прямо на молитве убило.
— Ты гляди! В церкви?
— Да в церкви.
— Вот поди, ни сном ни духом, и на тебе, в святом храме.
— Да, смерть не за горами, за плечами. От нее и храм не спасет.
— А как у вас с хлебом?
— Слава Богу, ныне вроде неплохо.
— А у нас плоховато, видно, опять придется немецких купцов звать,— закинул пробное словцо Степан Душилович.
Сие, по его мнению, значило: ежели перекроете нам хлеб, мы, мол, у немцев купим. Но Александр Маркович не уловил намека. Откуда ему было знать, что Федор его именем пригрозил новгородцам этой жестокой мерой, к которой князья прибегали лишь в крайних случаях. Только князья, но никак не наместники, а он, Александр Маркович, и был сегодня наместником в Твери. Наместником до возвращения князя.
— Ну что там слышно из Орды? — спросил Лазарь Моисеевич.
— Да пока ничего.
— Сказывают, что и московский князь за великим ярлыком побежал?
— Побежал. Да получит ли?
— Конечно, конечно, рано ему еще в великие-то. Еще молоко на губах не обсохло.
В этих уверенных словах новгородца послышалось Акинфу доброе начало для делового разговора.
— Сами знаете, что ярлык великокняжеский получит наш князь,— молвил он, подчеркнув слово «наш».— А наместника нашего отвергаете. Это как?
— Да разве мы отвергаем,— заговорил Степан Душилович.— Мы со всей душой. Токо обождать надо.
— Чего обождать? — спросил Александр Маркович.
— Ну как? Вернутся князья из Орды, и изберем князя по своей воле, по-нашему обычаю старинному. А там и наместника посадим.
— Так что? Думаешь, Юрию ярлык дадут?
— Что ты, что ты, Александр Маркович, этого и в мыслях нет. Конечно, он достанется Михаилу Ярославичу. Это уж точно. Но обычай, не можем же мы через него переступить, он еще от Ярослава Мудрого идет.
Так пробились и проговорили до самого обеда, ни до чего не договорившись, ничего не решив. Когда вышли во двор передохнуть, Степан Душилович отвел в сторону Александра Марковича, взял его под руку, потянул от крыльца. Что-то начал говорить ему тихо, но с таким жаром, что все стоявшие на крыльце невольно навострили уши: что он там толкует, неужто не наговорились в горнице?
Видно было, что Александр Маркович больше слушает, а Душилович говорит, говорит, говорит, аж изо рта слюна вылетает. Тверской боярин откроет рот, скажет слово-два, а новгородец что горохом сыпет. И чего они там так долго?
Наконец направились к крыльцу. Александр Маркович нашел взглядом Акинфа, сказал коротко:
— Пошли.
— Как? — растерялся Акинф.
Но боярин Александр уже уходил к избе, в которой они нынче ночевали. Обескураженный Акинф догнал его.
— В чем дело, Маркович? Что решили?
Вместо ответа Александр Маркович спросил:
— Ты знаешь, почему они нас в Торжок позвали?
— Почему?
— Федька, засранец, пригрозил им подвоз хлеба перекрыть. А?
— Неужто?
— Вот именно. Тоже мне князь сыскался. Да все от моего имени. Понимаешь? А я кто? Князь, что ли? А?
— Ай-ай-ай. Нехорошо.
— А они, дурни, и струсили, давай меня в Торжок звать.
— А что ты сказал Душиловичу-то?
— Что? То и сказал: Федька дурак, но и вы ж не умнее.
— Ну, а он?
— Ну, а что он? Согласился. На том и расстались.
— Слава Богу,— перекрестился Акинф.
— Слава, да не совсем. В Новгороде уж разнюхали про Федькин наезд, думаю, не без этого таратуя Душиловича. Теперь, когда Ярославич туда явится, могут рогами упереться славяне-то. Понимаешь?
— Почему?
— Да из упрямства бараньего. Федьку-то я, дурак, послал, а оне ж на князя думают. Хотел как лучше, и опять мимо... Эх!
— Ничего, ничего, Александр Маркович, не расстраивайся, что-нибудь придумаем. Не может быть, что все время мимо да мимо, когда-нибудь в самый глаз попадем. Не горюй.
Что делать? Тогда лучший выстрел из лука считался попасть в глаз врагу. Если стрела на самом разгоне — это верная смерть, если на излете — без ока ворог останется, почти наверняка к рати непригодным будет. Все равно как бы и нет его.
25. РАТЬ ПОД ПЕРЕЯСЛАВЛЕМ
Нет, никак не получалось у бояр тверских чем-то порадовать князя, когда он возвратится из Орды. Все, что ни начинали, боком выходило — Юрия прозевали, Новгород не подмяли, скорее даже поссорились с ним.
— Знаешь что,— сказал как-то Акинф Александру Марковичу.— Давай-ка схожу я на Переяславль.
— Зачем?
— Попробую на щит взять. А не возьму, так ополонюсь хорошенько.
— Так мы можем с Москвой поссориться. В Переяслав-ле-то Иван Данилович сидит.
— Ну и что? Небось Юрий не гадал: поссорится — не поссорится, пошел и изгоном Можайск взял вместе со Святославом. Теперь у него граница земли под самый Смоленск, считай, подошла. И рязанский князь у него в порубе. Это как? С полудня Москва тверские земли в когти ухватила. А если удастся Переяславль взять, вот тебе коготок с восхода-то и отскочит.
Александр Маркович долго не соглашался с боярином, считая, что и здесь «мимо будет». Но Акинф чем далее, тем настойчивее просил дружину в поход на Переяславль, а к уговорам наместника подключил и зятя своего, Давыда.