Хаос в школе Прескотт

Стунич С. М.

Только мужчин, вроде как, не называют балеринами? Я буквально ничего не знаю о танцах, кроме основ, которые закладываются в обществе. Когда-то моя мама была одержима мыслью обо мне в качестве балерины, заставляла меня ходить на занятия, которые я возненавидела почти сразу. Но потом папа совершил самоубийство, и мы были слишком бедны, чтобы воплощать в жизнь каждое «я хочу» моей матери.

Стекло потеет от моего дыхания, пока Каллум заполнил обычный склад своим присутствием, словно сцену в Париже. Я не могу оторвать глаз от его двигающегося тела, меня словно парализовало. Я не могла бы отвернуться, даже если бы захотела.

Теперь это объясняет то, как он двигается. Он

плывет по жизни, как будто он родился в воде. И это тело танцовщика… ну, оказалось, что и правда тело танцовщика.

Какой хороший фасад, думаю я, разглядывая его покрытую шрамами и татуировками кожу, его черные туфли из шелка возносят его на небеса, а затем на одном лишь дыхании приземляются. Я наблюдаю за мальчиками Хавок со второго класса и никогда не догадывалась ни о чем таком.

— Извините, — говорит маленькая девочка, улыбаясь, когда проходит мимо и открывает дверь в студию. Она одета в обыкновенный серый купальник и розовые балетки, и я догадываюсь, что она примерно одного возраста с Хизер. Каллум ни н секунду не перестает танцевать, но на его губах появляется улыбка, когда он указывает малышке на станок у окна, как бы говоря ей приступить к разминке.

Через пару минут зал заполонила целая дюжина маленьких детей, все они разминаются и готовятся к занятию. Каллум склонился над стереосистемой где-то с минуту, промокнул лоб белым полотенцем и вернулся к преподаванию.

Девочки выполняют первую позицию, а Кэл при необходимости указывает им на ошибки, используя для этого только нежные улыбки и прикосновения. Мне, наверно, стоит уйти, но… я проверяю время и вижу, что мне как-то нужно убить еще один час. Если я сяду на автобус, это займет всего десять минут сверху, чтобы добраться до дома. Я задерживаюсь еще ненадолго, действительно наслаждаясь таким контрастом Каллума — все эти рельефные мышцы, рисунки на теле и шрамы против парня, обучающего танцу маленьких девочек.

Что-то сдвинулось в моей груди, и я осознаю, что совсем ничего о нем не знаю. Совсем ничего. «Поначалу я тоже себя так чувствовал. Как только ты отдашься темноте, становится легче». Я даже представить себе не могу, о чем он тогда говорил. Становится ясно, как день, что не у меня одной среди Хавоков остались незажившие раны.

После занятия девочки (и два замечательных мальчика) по очереди обнимают Каллума и выходят из студии, застенчиво улыбаясь мне, спешат в раздевалку.

Уже подумываю о том, чтобы уйти, но тут Каллум опять включает музыку и начинает танцевать, двигаясь до тех пор, пока пот не начинает течь с него в три ручья. Я замечаю, что он продолжает касаться нижней части спины и закрывает глаза, как будто ему больно. В какой-то момент его лодыжка поворачивается, и он падает на пол, потом садится и склоняет голову, волосы закрывают его глаза.

Мое сердце пропускает удар, и я не могу отделаться от ощущения, что стала свидетелем того, что не должна была видеть, так что я иду по коридору, сажусь на автобус и еду домой.

***

В среду Каллум снова направляется в танцевальную студию, и я опять следую за ним.

Сегодня он проводит занятие для смешанной группы подростков примерно нашего возраста. От моего внимания не ускользает то, что каждая девушка в классе, и еще пара парней бонусом, строят ему глазки. Я удивляюсь тому, что он ведет себя как настоящий профессионал, игнорируя их действия, и фокусируется на хорошем прогоне их выступления, кстати, после просмотра которого, я опять стою с отвисшей челюстью.

Как я уже говорила — в танцах я полный ноль, но в качестве аудитории, он очаровал меня.

Танцоры

выходят из класса после занятия, и один парень тормозит рядом и касается моей руки.

— Кэл хочет тебя видеть, — говорит он, и я чувствую, как сжалось горло.

Дерьмо.

Поймана с поличным.

Проскальзываю в зал и нахожу уже поджидающего меня Каллума, его руки скрещены на груди, а на губах застыла маленькая улыбка.

— Здравствуй, Бернадетт, — произносит он, наблюдая, как я переступаю порог студии, в воздухе витает запах лака для пола и свежего пота. — Заглянула посмотреть, как я танцую? — Спрашивает он нейтральным голосом, но надо отметить, что он вовсе не грубый. Я пожимаю плечами, глядя на свое отражение в зеркале. Мои кожаные штаны и куртка здесь совсем не к месту.

— Сними обувь, — предлагает Кэл, включая музыку, он достает пару розовых балеток из своей сумки. Он улыбается мне, в его глазах вызов, который я не могу не принять.

— Почему бы и нет? — Я повожу плечом, сажусь на стул в углу и меняю свои ботинки на танцевальные туфли. Не уверена, что раскусила задумку Кэла касательно меня. Не то, чтобы я была коровой на льду, но уж точно не балериной.

Каллум идет к зеркалу у противоположной стены, тому, как я поняла только что, на самом деле было окном, в которое я смотрела с другой стороны. Неудивительно, что Кэл не заметил меня. Он задвигает штору, заслоняя прохожим вид, а затем запирает дверь.

Часть меня задумывается, а не стоит ли мне начать паниковать.

Но я в порядке.

Добро пожаловать в семью.

Я являюсь частью Хавок, только если парни не затеяли со мной какую-то долгую игру… Нет. Не тогда, когда Вик смотрит на меня подобным образом. Без шансов.

— В моей сумке лежит купальник для тебя. Тебе лучше его надеть.

Кэл передвигается по залу в своих чёрных тапочках и ищет песню в телефоне, которая подойдет ему по настроению. В конце концов, он останавливается на «Shatter Me» Линдси Стирлинг и Лиззи Хейл.

Вылезаю из куртки и нахожу в сумке обычный черный купальник. Развернувшись к Каллуму спиной, я колеблюсь всего на мгновение, стиснув ткань меж пальцев, но все же снимаю футболку через голову. Благодаря зеркалам с двух сторон, Каллуму будет все видно как спереди, так и сзади, но мне плевать.

Спускаю штаны до лодыжек, а затем снимаю бюстгальтер и трусики.

Оглядываюсь через плечо и вижу, что Каллум наблюдает за мной, прислонившись плечом к стене.

Он ждёт, пока я натяну купальник и усажу свой зад на стул, и только тогда сокращает дистанцию, встает на колени и надевает розовую балетку мне на ногу. Это не пуанты (как будто я знаю, как в них танцевать), но ленты на них такие длинные, что Кэл завязал узел на икре.

— Обычно на них нет лент, — объясняет Кэл, пока его пальцы щекочут кожу, касаясь одной из татуировок. — Но каждая маленькая девочка мечтает о том, чтобы однажды надеть пуанты и выйти на большую сцену.

— Ты ошибочно принял меня за маленькую девочку? — спрашиваю я, когда его ладони скользят вниз по моей ноге и прижимаются к выемке, на секунду лишив меня воздуха. Каллум глядит на меня своими небесными глазами, его светлые волосы прилипли ко лбу.

Сегодня на нем серая толстовка на молнии с коротким рукавом. Она застегнута только на половину, так что мне открывается прекрасный вид на его грудь и пресс, эти точеные мышцы, которые сокращаются, когда он давит пальцами мне на лодыжку, массирует и разогревает сначала одну, потом вторую. Мне приходится приложить усилия, чтобы сдержать стон. Не уверена, что за свою жизнь успела испытать массаж ног.