Характеристика
Шрифт:
Брюнетка подозвала официантку и долго шептала ей что-то на ухо. Официантка была молодая, длинными пальцами она крутила шариковую ручку. Потом, подняв голову, посмотрела на меня, засмеялась и понимающе кивнула. Взяв поднос, она, проходя мимо меня, вздохнула.
«Эге, мальчик, тебе, кажется, светит!» — сказал я себе. Но вместо радости почувствовал, как что-то сжало мне горло, словно петля затянулась. Вскоре официантка возникла передо мной и со словами:
— Вас угощают, — поставила стопку водки и томатный сок. Я взглянул на брюнетку,
— Спасибо, — сказал я. — Я тронут.
— Было бы за что! — Официантка отошла к девицам, которым поставила то же самое.
Я поднял стакан, в ноздри ударил запах, в глаза туман. Поприветствовав брюнетку, показывая, за кого пью, я отхлебнул. Девушка улыбнулась, сверкнув зубами.
Набравшись смелости, я встал и со стопкой в руке подошел к их кабинке.
— Очень, девушки, мило с вашей стороны, — сказал я. — Благодарю.
— Не стоит, — ответила брюнетка. — Мне показалось просто, что вам скучно.
— Я тронут. Просто очарован, девочки.
— Не стоит, дорогуша, — сказала подруга.
— Вы бы не составили мне компанию сегодня вечером? — спросил я.
— Куда собираетесь?
— Поужинать в «Золотом якоре». Там у меня приятель играет. Уговорил пойти. (Не было у меня никакого приятеля-музыканта.)
— Очень любезно с вашей стороны, но мы заняты, — сказала подруга. — Ждем.
— Жаль.
— А я пойду с вами, — неожиданно решила черноволосая. — Хотите?
Я взглянул на нее, чтобы понять, шутит она или нет и чего ей надо от меня. Наклонив голову, она ждала ответа на свой вопрос. Сама скромность, сама чистота, сама робкая нежность.
— Еще бы я не хотел! Прошу вас!
Так мы познакомились с Магдаленой.
Ужин заканчивался. Она мне рассказывала о прежней любви, о моряке, который ее обманул, и я сочувствовал ей и ревновал к прошлому. Хотелось, оказаться с ней вдвоем на необитаемом острове. Хотелось, чтобы мы были чистыми, почти святыми, чтобы мы спаслись из мрака, который тянет назад, и улетели, обнявшись, к заветному берегу.
Она, наклонив голову, смотрела на дно бокала, где оставались крошки от пробки. Думала о своем капитане, который наверняка был простым матросом с рыболовного судна.
— Твое здоровье, Магда! Не думай о нем. Ни к чему.
Она возвращалась как бы из другого мира, глаза ее были усталы и печальны. Постепенно приходила в себя, преодолевая воспоминания, медленно выбираясь на поверхность, где ее ждал я, спаситель, с обещанием тихой пристани.
Среди бури вырос дом с вечерней лампой, в свете которой две взлохмаченных головы слагали азбуку жизни. Какой заманчивый свет открывался, какое блаженство в конце этой тягостной осени! Какая судьба, моя девочка, какая огромная радость!
Я делился с ней моими мечтами, а она раскрывалась навстречу им, как роза, лепесток за лепестком. Пурпурная мантия недоступности сползала мне в руки, ее лицо алело, глаза искрились странным блеском, они излучали
И она это подтвердила:
— Смотрю на тебя и думаю: такой парень! Только с тобой! А ты ничего себе, уставился своими глазищами — как зарезал. С первого взгляда влюбилась. С этим, сказала я себе, с этим и ни с кем другим!
— Мы поженимся. Хочешь?
— А ты?
— Я готов. Идем домой, объявим моим: невесту привел! Радуйтесь, старики!
— Поднимем их в такое время! Они уже видят третий сон.
— Ты знай свое дело, а мне оставь мое.
— Да, милый, тебе оставлю твое, никому другому — только тебе, но потом…
Она зябко сжалась, взяла меня за руки, глаза умоляли не оставлять ее, потому что она много страдала. И она опять закуталась в свою пурпуровую мантию, в свою непроницаемость, отдалялась. Я спешил за ней. Мое сердце билось, как безумное, на волоске от вечного блаженства. Я воочию видел тот самый другой берег, которого невозможно достичь…
— Ну, говори же, говори. Скажи что-нибудь. Что случилось, иначе я сойду с ума.
Она была очень несчастлива, сделала аборт (ну, я человек с современными понятиями), очень тяжело ей было, только что закончила школу, и старики, ты их не знаешь, милый, когда им стало известно (не знаю, зачем тебе сейчас рассказываю), выгнали меня, я была в отчаянии и не видела другого выхода, хорошо, что приняли в учительский, иначе хотела уже сунуть голову в петлю, хотела пустить пулю в лоб, у отца есть ружье с патронами, которыми можно кабана убить. Она видела и другое: знаешь, как люди обманывают, да зачем я тебе рассказываю, потеряла себя и бросила якорь в «Космосе», и там пошла ходить по рукам, мусорной ямой стала, милый, если бы у тебя не были такие глаза, то…
— Убей меня… враз убей… У меня нет смелости, милый. Мои старики переживут…
У меня храбрости было на целую роту. По пути домой я целовал Магдалену, мы шли, обнявшись, и она прижималась ко мне, как дитя, ищущее помощи и утешения, побитая морозом роза в моей руке. Смогу ли я вернуть ее к жизни? Спасу ли? Выхожу ли?
Храбрости было хоть отбавляй. При свете уличного фонаря мы прощались и не могли оторваться друг от друга.
— В «Космосе», да?
— В пять буду там.
— Не опаздывай.
— Не опоздаю.
И все не могли расстаться.
Под конец она вырвалась, заспешила и утонула во мраке входной двери. Я глядел ей вслед. Провожал глазами и после тронулся к дому, радостный, весело насвистывая. Луна серебрила деревья, и мой путь вел меня навстречу рассвету.
II
Наша свадьба была роскошна.
Двоюродный брат Магдалены предоставил нам свой белый «мерседес». Две переплетенные золотистые ленты и великолепная кукла красовались во главе шествия, которое двигалось под липами главной улицы в тот ветреный осенний день.