Характеристика
Шрифт:
Йордан проснулся под вечер. Встал, сделал несколько нерешительных шагов и, перекосившись от боли, присел на кровать. С тех пор как вернулся, он не проронил и слова, даже не охнул ни разу, и сейчас впервые заговорил, чтобы спросить о волке.
— Он там, где ты его оставил, — ответила Розалина. — Папа привязал собак, чтоб не разорвали его.
— Да, — покачал головой Йордан, — набрасываться на связанного зверя каждый может, — лицо его все больше расслаблялось, наполняясь добротой. — Бате скажи, чтоб прогнал этих собак, пусть других себе найдет. Вчера пошел с ними, оглянуться не успел, а их уж и след простыл…
— А как ты волка нашел?
— Не я его, а он меня… — рассмеялся Йордан. — Ох и злющий же, дьявол!
— Тебе не страшно было? — не отрывала глаз Розалина.
— Как не страшно, страшно. Это же зверь. Подбросил ему дубинку в овечьем жире, а он ее одним щелчком надвое. — Йордан прикрыл глаза и с каким-то наслаждением произнес: — Зверь! Большой, сильный!..
— Папа сказал, тебя все зовут, когда не могут сами управиться…
— А чего ж тут такого, ну зовут… Думают, я ничего не боюсь. Не правда это, конечно, меня тоже мать рожала… Только мы, мужчины, рождаемся не единожды, первый только раз — от женщины, остальные — от жизни, от схваток с ней…
Йордан замолчал, подпер лицо кулаками, задумался. Давно так повелось — самые высокие деревья он обрезал, молодых непокорных коней он объезжал, в первый раз буйволов он запрягал… Его переезжали, лягали, бодали, он падал, тонул, горел, но всегда выживал. И все же ему казалось: это случалось с кем-то другим, а он лишь смотрел со стороны, или нет — не со стороны, а откуда-то сверху, как бы с самих звезд. Теперь, когда в его сознании прокручивалась ночная битва, чудилось, что сидишь на своей звезде, молча наблюдая за всем этим. На другой, соседней звезде — эта молоденькая женщина, запеленавшая его, как ребенка. И оба далеки и недостижимы, ничего не боятся. Только сейчас пришло в голову, что все время, пока тысячу раз умирал и снова воскресал, его страх оставался здесь, на земле, а он, Йордан, сидел на звезде.
Он медленно открыл глаза, в них медленно вошла Розалина. Ему казалось, плавно и неторопливо спускались они вдвоем со своих звезд, чтобы прийти сюда, в тесную комнатку, окруженную отовсюду лесами, далекую от людей. Оба молчали. Йордан ощутил покой и очищение. Рядом сидела эта маленькая, до вчерашнего дня незнакомая, женщина. На дворе волк ждал приговора, еще вчера свирепый зверь, сегодня — обмотанная веревками горка мяса, костей и шерсти. Розалина же не знала, что говорить. За годы, прожитые далеко от шумного и пестрого мира, она незаметно и естественно распрощалась с детством и как бы неожиданно превратилась в женщину.
Йордан подошел к окошку, надолго задержал взгляд на толстом потрескавшемся вязе.
— Уходишь? — тревожно спросила Розалина.
— Надо!
— Можешь переночевать… Папа скоро вернется с пастьбы.
— Нельзя!.. Лучше уйти…
Йордан почувствовал что-то напряженное и тревожное вокруг себя. Отвернул лицо от лица Розалины… и понял, что снова поднимается на звезду, чтоб наблюдать за собой с выси.
— Подумают еще, что волк загрыз, если вечером не вернусь…
— Кто подумает, ты же один живешь?!
— Один… живу один, но все знают, что пошел за волком. Не вернусь я сегодня вечером, решат: не стало Йордана. А я им отведу его. Пусть смотрят. Скажу, чтоб придумали, куда девать. Такого зверя убивать нельзя… Хорош, бродяга!
Шагнул за порог и направился к вязу.
— У вас покрепче веревки ничего не найдется?
Розалина порылась под навесом, молча подала ему старую ржавую цепь. Йордан обмотал ее вокруг мощной шеи зверя, потом снял канат, оставив только дубину в пасти.
— Ну что, волчонок, — сказал он нежно, — пошли?
— Может, все-таки останешься?.. Папа рассердится, если отпущу тебя…
— В другой раз… Сейчас нам надо торопиться — скоро стемнеет.
— У тебя никогда не было жены? — с внезапной смелостью спросила Розалина, наперед зная ответ.
— Никогда… — тихо ответил Йордан.
— И всегда один живешь?
— Один!.. Но дома не очень-то задерживаюсь — все время зовут куда-нибудь…
— Значит, не останешься сегодня?!
— Нет! Подумают, волк меня съел. Пошли, серый! — дернул он цепь.
Волк послушно поплелся за Йорданом, сильно прихрамывая на одну ногу.
Розалина смотрела вслед, пока они не скрылись в лощине. Потом уткнулась в корявый ствол вяза, где прежде лежал зверь, и тихо заплакала. Вековая кора привычно впитывала слезы…
— Трус!.. — процедила сквозь сжатые зубы женщина.
Откинула голову. Слезы все еще подступали к глазам, она их утирала своими маленькими кулачками, тихо, как заклинание, повторяя:
— Трус, трус! Трус…
И вдруг резко выпрямилась. Посмотрела на мир сухими глазами, заторопилась к обжитой, богом забытой кошаре.
Перевела Светлана Кирова.
Христо Карастоянов
ДЕКАБРЬСКИЕ ДОЖДИ
К вечеру заморосил дождь, и асфальт стал опасным. Проехав несколько километров за городом М., человек увидел: на шоссе женщина ловит попутную машину. Он неохотно притормозил.
Она доверчиво села на переднее сиденье, сбивчиво заговорила. По ее растерянной улыбке нетрудно было заметить, что она чем-то озабочена. Сразу же стало известно, что незнакомка добирается до своего родного села и просит подбросить ее до развилки — в двадцати километрах отсюда.
Быстро смеркалось. С приближением перекрестка, к которому они теперь спешили, усиливался дождь, и на лице молодой женщины все явственнее проступала тревога. А когда человек пошел на поворот, чтобы остановиться на обочине, женщина внезапно повернулась к нему и взволнованно спросила, спешит ли он?.. Человек в нерешительности пожал плечами, не дожидаясь ответа, незнакомка попросила уделить ей два-три часа времени — поехать с ней в село.
Человек совершенно растерялся, женщина перевела умоляющий взгляд на рукав его пиджака и, краснея, принялась объяснять ему, что едет навестить больную мать, что она так плоха, что нет никакой надежды…