Характерник. Трилогия
Шрифт:
Частями сорок седьмой армии, морской пехоты и триста восемнадцатой стрелковой дивизии, немецко-фашистские войска были остановлены на рубеже гора Долгая — Адамовича Балка — цементные заводы. До пятнадцатого сентября противник непрерывно атаковал наши позиции, безуспешно пытаясь прорваться вдоль побережья Черного моря к Туапсе. С пятнадцатого сентября линия фронта под Новороссийском стабилизировалась. Новороссийская военно-морская база эвакуировалась в Геленджик, развернула подготовку к предстоящему наступлению.
Глава 5. Совсем немного отдыха от войны
Сознание возвращалось к нему с трудом. Казалось, болело все тело, его каждая клетка. Периодически он приходил в себя, чтобы почувствовать эту боль, затем снова проваливался в небытие. Как же раскалывается голова! Временами в палату заходили медики, как правило, женщины. Кого-то вносили и укладывали на койку, кого-то выносили. Все это совершалось под стоны раненых. Сознание, в один из периодов вспышки, подсказало, что это мог быть госпиталь, и вряд ли это медицинское учреждение находилось в Новороссийске. Канонады орудий, выстрелов пулеметных очередей и прочих звуков войны, слышно не было.
Очередной раз, придя в себя, с трудом удалось уцепиться за сознание, понял, по-другому не выкарабкаться. Смог разглядеть свое покрытое бинтами тело, но боль не давала войти в состояние Хара. Она как дверь собственного дома требовала достать и вставить в замок ключ, да вот беда, сам ключ в одночасье где-то запропастился, его никак не получалось отыскать. Сколько он уже тут?
Через сгустки боли смог вспомнить, как они воевали в городских кварталах, цеплялись за каждую улицу, за каждый дом. Немцы теснили и жали с удвоенной силой, чувствовалось, что к ним подошло свежее подкрепление из новых дивизий, что в город подтянули и румын. Бригаду нещадно долбила вражеская артиллерия, на голову сыпались сотни бомб — подарок от Люфтваффе.
Так уж получилось, что их рота опять оказалась в окружении, и две попытки пробиться к своим были неудачны. Вот третья, та удалась! Перебежками, преодолевая подворотни, пролазя в зияющие пустотами стены домов, рискуя в любой момент нарваться на огонь врагов, они рвали кольцо окружения. Наиболее плотно простреливаемые участки проходили по системе канализационных колодцев, теряя товарищей, грязные и вонючие, практически вышли. Старшина, выполняющий обязанности погибшего ротного командира вывел их. Уже с самых передовых порядков бригады, тройка Юнкерсов свалила на них смертоносный груз. Нет, его не посекло осколками, не разорвало на части, не сожгло в огне, его завалило стеной. Накрыло кирпичом и мусором, похоронило заживо. Скорее всего, тогда-то за ним и вернулись. Не надеясь на добрый исход, откопали командира, вытащили и вынесли к своим. Память подсказала, что вывозили из города морем в ночное время суток. Морские брызги и свежий ветер он тоже вспомнил.
Зашедшие в палату две сестрички в белых халатах, разошлись от входной двери в стороны, пошли по раненым от кровати к кровати, осматривая болезных, успевая перебрасываться фразами еще и между собой. Одна из них, молодая женщина, наклонилась и к Сергею, заглянула в его открытые, наполненные болью глаза. Оповестила коллегу:
— Смотри-ка, пришел в себя!
И уже обращаясь к Сережке, успокаивающим, ласковым голосом сказала:
— Потерпи, миленький, знаю что больно. Все будет хорошо, ты только терпи.
Откинула одеяло и простыню на ногах, принюхалась к бинтам.
— Тинатин, — чуть ли не шепотом поделилась с подружкой. — По-моему у него газовая гангрена.
— Ты думаешь?
— Сама глянь!
Уже обе наклонились к его ногам.
— На правой?
— Да.
— Нужно немедленно Гиви Александровичу сообщить.
— Сходи, я здесь останусь.
Сергей слышал шепот, отчетливо разобрал каждое слово. От волнения и осознания случившегося, отступила даже боль. Он почувствовал, как под бинтами лоб покрылся холодным потом. Нет! Ну не может с ним такого произойти! Ни пуля, ни осколок не сможет пробить его защиту. Женщины молодые, они просто неправильно поставили диагноз.
Организм, на какое-то время отогнал боль. Сергей, закрыв глаза, смог пробиться в энергетический поток, войдя в состояние Здравы, тестировал организм. Голова — сотрясение мозга, гематомы, разорвано ухо. Пока нормально. Дальше. Корпус помят, сломаны ребра, куча царапин, внутренних повреждений нет. Ну, это тоже нормально! Правая рука сломана. Ничего, срастим. Ноги. Левая помята, гематомы и ссадины, а вот правая…. С правой ногой действительно худо. В районе бедра рваный пробой. На энергетическом уровне — сплошная чернота, вихревые потоки, слабые. Темная дымка над раной, невидимая обычному человеку, туманностью клубилась из дыры кокона его ауры. Погано! Так может уходить из человека только жизнь. Вот и все! В таком состоянии он сам себе помочь не сможет. Эх, был бы сейчас здесь дед. Уж он-то смог бы вытащить его! Оставалось только лежать и медленно умирать.
В палате суетились. Теперь рядом с ним находились обе медсестры, врач, судя по колоритной внешности — грузин, и пожилая, седая женщина, тоже врач.
— Немедленно в операционную. Вероника Константиновна, готовьте инструмент. Каталку сюда. Поторопитесь!
— Коллега, вы думаете, стоит ампутировать конечность?
Нет, нет! Он не даст отрезать себе ногу. Лучше смерть, чем жить калекой! А ведь он никогда не думал, что может оказаться на месте простых смертных, кого вот так же, бывало, и сам выносил из боя. Знал, что эти люди могут лишиться руки или ноги, а то и просто вытаскивал из-под огня живой обрубок, еще недавно бывший полноценным человеком. Все что он чувствовал и переживал, он хотел донести до врачей, с такой легкостью, как ему казалось, решавших, что с ним делать, но распухший, не умещавшийся во рту язык, не хотел слушаться. Котов только мычал. Он даже не стонал. Мычал!
Между тем, пресловутый Гиви Александрович, тыкая куда-то вниз пальцем, вещал:
— Уважаемая, Цыля Абрамовна, взгляните. Рана высоко на бедре, если отпилить кость выше нее, то он, скорее всего, все равно умрет. Выход вижу только в одном, будем чистить, удалять мертвые ткани. Ну, а там, Господь Бог сам решит, жить этому человеку или умереть.
— Скорее всего, вы правы, коллега. Что-либо другое, здесь не подходит. Была бы рана, хотя бы на десять сантиметров ниже, мы бы его тогда точно вытащили.
— Да-да.
Как через туман, Сергей слышал и ощущал, как кромсают его ногу, что-то отбрасывают вниз операционного стола, снова кромсают, и снова, и снова кромсают и отбрасывают. Тупая нечувствительность в ноге и его лежачее положение, не позволяло понять, что же там с ним делают. Легкий звон металлических инструментов, бросаемых, судя по всему в эмалированную емкость, да монотонный голос хирурга с южным акцентом, доносивший до притупленного мозга слова: «Скальпель, зажим, шейте сосуд, еще зажим, шейте здесь».