Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Кто такая, откуда?!
А баба ему отвечает: совсем ты сдурел, Трофимка. Одичал в тайге. Неужто няньку свою не признаешь?
Трофим как стоял, так и сел. Потому что впрямь перед ним была его старуха-нянька. Только помолодевшая лет на сорок. А то и на все пятьдесят. И волосы у нее были не седые – черные, и горб на спине исчез, словно и не было его никогда.
Завертел Трофим головой по сторонам. Видит: в углу горницы ком какой-то, из тряпок. Подошел – а это вретища, коими бабы подтыкаются, когда у них крови
Уронил свое ружье Трофим на пол и выбежал вон из избы. А там во дворе курица, хохлатка, квохчет. Пригляделся он – а та на яйцах сидит!
Тут Трофима просто как кнутом ожгло.
Кинулся обратно. Побросал кое-какие припасы в мешок, все сокровища свои, что нажил за годы, – туда же. А было их немного: ровнехонько двадцать два золотых червонца – на соболиных шкурках скопил Трофим Саввич это богатство.
Побежал в тайгу. А перед порогом замешкался, окинул взглядом избу, да на зеркале задержался глазом.
Увидел он там свое отражение.
Все как обычно, вот только борода из цвета перца с солью сделалась обратно, как в молодости, смоляной. Помолодел наш Трофим. Но не сильно – видно, тех капель, что на пальцах его остались, когда он в горшок лазил да потом по бороде ими возил, недостаточно оказалось.
Прибежал он обратно в лес – китайскую деревню искать. Охотник был добрый и путь хорошо запомнил. Обыкновенному человеку ни в жизнь бы дороги не вспомнить. Но Трофим – другое дело. Бежал и думал: кинусь старому в ноги. Расскажу о своей беде – авось да помилует, даст второй горшок волшебного снадобья. Уж я тогда распоряжусь им с умом, эдаким-то сокровищем!
Бежал он, бежал – а деревни все нет. Вот, кажется, сейчас, за этой опушкой откроется – ан не тут-то было! День бежал Трофим, из сил выбился. Свалился под вечер, уснул, наутро – снова искать.
Но так и не нашел он деревню. Будто сквозь землю она провалилась.
Ходил Трофим по тайге, ходил, все надеялся, что свезет ему. Одичал весь, зарос диким волосом. Но телом окреп: ни лихорадка болотная его не брала, ни клещ, ни зверь дикий – силы жизненной в Трофиме стало на троих. И это от нескольких капель! А что было бы, имей он целый горшок?!
Говорят, с тех пор Трофим в деревню свою так и не воротился. По тайге ходит, все ищет старика-китайца.
Кормщик замолчал, поглядел пытливо на Сопова. Потом спросил:
– Ну, как тебе моя сказочка?
– Интересная, – вежливо ответил Клавдий Симеонович. – Только откуда ж все это стало известно? Да в столь любопытных подробностях?
Кормщик поднял голову, улыбнулся. Сопов заметил вдруг, какие у него ровные и белые зубы.
– Я и есть тот Трофим, – сказал он. – Али не догадался?
Наверное, он рассчитывал на театральный эффект. Если так, то кормщика должно было постигнуть разочарование – Клавдий Симеонович нисколько не взволновался. Титулярный советник не отличался излишней живостью воображения. Да иначе и быть не могло – при его-то службе.
– Вот как… – проговорил Сопов. – И что, удалось найти чародейное снадобье?
Он, разумеется, ни на минуту не поверил ни в чудодейственное лекарство, ни в мафусаиловский возраст старца.
– Нет покуда, – кормщик покачал головой. – До сей поры никак не выходило. А с твоим появлением, глядишь, и отыщется…
– При чем же тут я?
– Да при том самом, странничек. Снадобий-то лечебных на свете много, но главное среди них – сам человек. Это давно известно, доподлинно. Есть среди человечков такие, что сами по себе заместо любого лекарства. И ты – один из таковских.
– Я? – изумился Клавдий Симеонович.
– Истинно. Ты что ж думал, я допредь тебя не пробовал Кузьму пользовать? Ведь ко мне первому и побегли, так как я тут – всему голова. Только уж поздненько было. Кузьма, остолоп этакий, насовсем умереть нацелился. Но тут заявляешься ты, по груди колотишь, в уста целуешь – и готово дело!
– Да не целовал я, – попробовал объяснить Клавдий Симеонович, – это метода такая, для невзаправдашнего дыхания…
Старик только рукой махнул:
– Будет тебе! От этаких делов никто еще с того света не взворачивался. Тайна в тебе самом. И я эту тайну достану.
Клавдий Симеонович понял, что спорить далее бесполезно.
– И каковы ваши планы? – спросил он.
– Лекарство из тебя делать, – спокойно ответил кормщик. – Снадобье. Потому как не простой ты человече, странничек. Похоже, в тебе и сидит та целебная сила, что я второй век по свету ищу.
– Какая сила?.. – пробормотал Сопов. – И что значит – из человека делать?
– Запросто, – охотно пояснил кормщик. – Перво-наперво жир с тебя вытоплю. В нем и есть главная лечебная сила. Слыхал про барсучий жир либо медвежье сало? То-то. А там уж как станет. Только сдается мне – и одного жиру будет довольно.
Клавдий Симеонович обомлел. Глянул старику в глаза – шутит, что ли?
Но нет, тот не шутил.
– Да что ж вы такое говорите… – пробормотал титулярный советник. – Какой жир? Какое сало? Да вы, верно, взбесились?!
Кормщик покивал головой – словно бы даже сочувственно. Дескать, чего ожидать от неразумного человека.
– Будет тебе, – сказал он. – Прими участь свою и молись. – Кормщик повернулся к «матушке»: – А ты с ним тут побудь. Покуда я все приготовлю.
Та кивнула.
– И вот что, помни: смирением удел свой облегчишь, – сказал старец Сопову. – На благое дело жизнь-от положишь. А я чудодейственное лекарствие именем твоим назову. Хочешь? Тебя как кличут, Клавдием? – Старец поморщился. – Ну, нехай так и будет. Ты это, крепись. Через то и дух-бога узришь.