Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Павел Романович покорно взял со стены светильник, поднес ближе.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Потом Анна Николаевна вскрикнула:
– Ой! – и отдернула руку. На указательном пальце выступила капелька крови.
– Прекращайте, – решительно объявил Павел Романович и потянулся забрать саквояж.
– Подождите… А вот… это что будет такое? – С этими словами Анна Николаевна извлекла на свет тонкую стеклянную трубочку. Зажав средним и большим пальцами, поднесла Павлу Романовичу прямо к носу.
Он
– Это? Позвольте… Вот так штука! Как же она уцелела?
– Неужто нашла? – поразился Сопов, до сих пор молча взиравший на происходящее. – Ай да медамочка! Вот что значит: охота пуще неволи!
Госпожа Дроздова немного вспыхнула при этих словах (что, впрочем, было незаметно из-за слабости освещения), а Павел Романович сделал вид, будто бы не расслышал.
– Так это морфий? – спросила Дроздова. – Не ошибка? Тут ведь нет надписи?
– Нет никакой ошибки. Я в свое время собственноручно готовил раствор и запаивал трубку.
– Тогда делайте скорей впрыскивание!
Павел Романович подавил вздох. Он прекрасно знал, что никакой морфий, никакое впрыскивание не спасут теперь ротмистра. И даже не облегчат существенно участь – потому что доза была совсем небольшой. Получится передышка часа на два, а после боли вернутся.
Но вслух он ничего не сказал и принялся готовить шприц.
Через пятнадцать минут все было сделано.
– Я, с вашего позволения, теперь полезу наверх, – проговорил Клавдий Симеонович, – а то уж больно здесь тягостно. Аж голова кружится.
– Разумеется, – ответил Павел Романович. – Да и все мы можем подняться. Вы, Анна Николаевна, тоже.
– Ничего, я здесь побуду.
– Пойдемте. Очень прошу. Вам теперь требуется передышка. А после я за ним сам пригляжу.
Во дворе Клавдий Симеонович заметно ожил.
– Как тут насчет пропитания? – спросил он, оглядываясь. – Я бы, знаете, не отказался подкормить организм чем-нибудь основательным. А то в бронированном поезде меня все больше чаем потчевали.
Анна Николаевна стремительно повернулась к Сопову:
– Как? Вы тоже путешествовали на «Справедливом»? Но ведь он погиб!
– Уверяю вас, нет, сударыня. Сей железный монстр целехонек. Да вот и доктор не даст мне соврать.
– Но как же?.. – повторила Дроздова. – Не понимаю.
– Мы все тут много чего не понимаем, – сказал Дохтуров. – Вы попросите Клавдия Симеоновича свою историю рассказать. Я уже слышал, а вам любопытно будет.
– Согласен, – Сопов кивнул. – Но не раньше чем познакомлюсь с местной гастрономией. Пускай даже и несколько однообразной.
– Хорошо. По правде, время у нас имеется, – сказал Павел Романович.
Сказал – и пожалел, потому что вышло нехорошо. Вроде как он дожидается смерти Агранцева, чтоб действовать далее.
Анна Николаевна это уловила.
– Ждете, чтоб он освободил вас? В этом и есть ваша правда? – Она кивнула в сторону подпола.
Дохтуров почувствовал раздражение.
– Сударыня, – сказал он, – вы который раз стараетесь подчеркнуть мою беспомощность как врача. Вам оттого легче? Что ж, извольте. Но ситуация такова, какова она есть. Мы по-прежнему в опасности. И если потребуется, я оставлю здесь ротмистра без колебаний. Он абсолютно безнадежен. В этом и состоит истина. Хотя допускаю, что лично вам она особенно неприятна.
В последней фразе был скрытый смысл. Не следовало этого говорить.
Дохтуров нахмурился. Ему хотелось сказать Анне Николаевне совсем не то. А так получилось, будто он отчитывает ее, словно классная дама провинившуюся гимназистку.
Но Анна Николаевна ничего не ответила и даже не посмотрела. Села на пол, уткнула подбородок в колени и стала глядеть в одну точку.
– …Да, девять жизней у кошки, – повторил Клавдий Симеонович, с сожалением оглядывая пустую миску.
Дохтуров подумал, что Сопов, будь он один здесь, непременно бы облизал посудину.
– Я как с обрыва-то в реку упал, так насилу и выбрался, – сообщил титулярный советник. – Понятное дело, вместе с котом загремел. Саквояжик в зубы взял, а корзинку бросил. Не пропадать же с ней, в самом деле. Выбрался на песок, отдышался. Побрел, значит, вдоль берега. И трех верст не прошел – вижу, плес. А на нем будто люлька качается. И что ж вы думаете?
– Думаю, это был наш незабываемый кот, – ответил Павел Романович.
– Точно! Как после такого в поговорки не верить?
– Почему ж не верить? Я вот поговорки очень люблю. Только вы по порядку рассказывайте. А то с пятого на десятое – Анна Николаевна и не поймет ничего.
С этим Клавдий Симеонович Сопов согласился. Устроился на полу поудобнее (мебели-то в фанзе вовсе не наблюдалось) и принялся повествовать далее.
Дохтуров краем глаза наблюдал за Дроздовой. Та сперва интереса к рассказу не проявила. Но мало-помалу увлеклась, а чуть погодя – ближе придвинулась.
Сопов, видя такое внимание, совершенно вошел во вкус. Говорил он длинно, с отступлениями и украшательством (как справедливо подозревал Павел Романович, нередко расходившимся с правдою жизни).
– Стало быть, хлысты вас и к железной дороге вывели, и вещички помогли донести? – недоверчиво спросил Дохтуров, когда титулярный советник умолк. – Может, еще и «Справедливому» семафорили? Чтоб после в блиндированный вагон под локоток подсадить?
– Зря насмешничаете! – обиженно сказал Сопов. – Я ведь едва не сгинул в этой дыре. А что одумались еретики – так Господь, стало быть, вразумил. Капитолина – она даже слезу напоследок пустила, – добавил он со значением и покосился на госпожу Дроздову.