Харка - сын вождя (ил. И.Кускова)
Шрифт:
Дрессировщик заставил все-таки тигрицу вернуться на свое место. Он отбросил бич и только стрелял из пистолета. Тигрица вскочила на тумбочку и еще раз прыгнула сквозь горящий обруч. И вот она перед дверцей прохода.
Напряжение спало.
Харка видел, что дрессировщик совершенно изможден, он едва держался на ногах. Стоя посреди манежа, он раскланивался перед аплодирующей публикой. Служители открыли дверцу, и хищники устремились в проход.
Клетку быстро разобрали и унесли. Рассыпая шутки, на арене кувыркались клоуны. Но Харка не слышал смеха, он думал только
Следующим номером выступали канатоходцы и акробаты на трапеции. Харка был искренне удивлен, что люди могут достичь такой ловкости. Казалось, что канатоходец вот-вот упадет и расшибется, но в какое-то последнее мгновение он хватался рукой за канат и повисал в воздухе.
Наступило время заключительного номера. Близилась полночь. Зрители болтали, смеялись, жевали сладости. Харка ждал, не подойдет ли еще раз господин во фраке повторить свое предложение и не появится ли охотник по имени Буффало Билл. Этот знаменитый охотник на бизонов интересовал Харку больше, чем человек во фраке, хотя последний отлично дрессировал прекрасных коней. Но Харка был уверен, что этому не приходилось жить в прериях. А Буффало Билл — это захватывающий ветер, это неоглядные дали, это покрытые коричневой шерстью животные, которые поднимают тучи пыли. Нет, не песок манежа, перемешанный с опилками, топчут они, а песок прерий. И Харка вспомнил, как он сам разукрасил стрелами спину бизона. С тех пор ему ни разу не пришлось преследовать бизонов. Теперь уже осень, и предстоит большая охота, а он, Харка, сидит в палатке, в которой и не пахнет бизонами.
Позади ложи прошел человек и остановился недалеко от Харки. Мальчик слышал его шаги, но даже не пошевельнулся и ничем не выдал своего любопытства. Человек постоял немного, ничего не сказал и пошел прочь. Харка незаметно поглядел ему вслед и разглядел, что на нем был костюм ковбоя.
— Итак, они не решились больше нас беспокоить, — усмехнулся Длинное Копье. — Ты, мой старший брат Далеко Летающая Птица, слишком хорошо для него одет, Матотаупа — слишком горд, а Харка — несговорчив. Они проведут этот номер без нас.
— Во всяком случае, это был не Буффало Билл, — уверенно произнес Джим. — Если он даже и вернулся, то решил, что за нами достаточно послать какого-нибудь слугу. Пусть же не надеется, что мы явимся к нему.
Музыка заиграла туш. На манеж выехали ковбои.
— Буффало Билл, Буффало Билл! — закричал Джим, по привычке хлопая по коленям.
Мало кто из зрителей знал это имя, оно стало известно лишь несколько лет спустя, но крика Джима было достаточно, чтобы группа молодежи тоже принялась орать: «Буффало Билл! Буффало Билл!»
Всадник, возглавлявший ковбоев, был одет в блестящий кожаный костюм, высокие сапоги с отворотами, мягкую шляпу. Он приветствовал зрителей поднятой рукой, как милостивый король своих подданных. Харка всматривался в его лицо. Оно было узкое, красивое. Горбатый нос, глаза — голубые. Борода у него была не такая, как у художника, и росла только на подбородке. И усы. Ковбои начали свою игру. Для Харки это
Под общие крики одобрения, под топот копыт и выстрелы закончилось представление. Публика аплодировала, и в этой шумихе все даже забыли о том, что им не показали индейцев. Когда группа ковбоев покидала манеж, зрители уже поднялись и устремились к выходу.
Но пятеро в ложе оставались сидеть до тех пор, пока цирк не начал пустеть. Лампы были потушены, и в опустевшем шатре совсем замерла жизнь. После множества людей, музыки, шума тишина и пустота темной палатки оказывали совершенно особенное действие. Но вот на манеж вышли рабочие, чтобы убрать грязь и разровнять опилки, и воздействие опустевшего цирка пропало.
Снаружи продолжали толпиться люди. И тут неожиданный шум заставил всех насторожиться: кто-то громко звал полицию.
Люди бросились к месту происшествия.
— Надо посмотреть, что там случилось, — сказал Джим и скрылся в толпе.
Оба дакоты, художник и Длинное Копье остались ждать у входа в цирк. Никто из них даже не догадывался, в чем дело, но скоро вернулся Джим и сообщил:
— Ограблена касса! Это история особого рода, неповторимая. В кассе не осталось ни цента. Вот где главная сенсация вечера!
— А как же кассирша? — поинтересовался художник.
— Хе! Исчезла. А что ты думаешь, не улетела ли она, как Далеко Летающая Птица, ха-ха?
— Никто не убит?
— А почему должны быть убитые? Не стоит предполагать худшего, иногда обходится и так. Ну и нагрела она всю эту шатию, ну и нагрела! Ведь она продала билеты на все четыре вечера, да еще на три дневных представления!
— Значит, исчезла выручка за все четыре дня?
— Все до цента.
— Что же, эта женщина была одна в кассе и без охраны?
— Конечно, плохо охраняли. И это в таком городе! Да потом охранники больше смотрят снаружи. Да и кто мог что-нибудь подумать, если кассирша куда-нибудь выходит? Работа сделана чисто. Может быть, она и поделилась с охраной…
— На что же теперь цирк будет кормить своих животных! Чем он заплатит людям? Как рассчитается за место? Может быть, у предпринимателя есть резерв в банке?
— Это меня не касается. Лучше пойдем в гостиницу.
И они направились к дому по главной улице, где царило почти такое же оживление, как днем.
Когда Харка с отцом добрались до своего номера в гостинице и растянулись на шерстяных одеялах, у мальчика прямо кружилась голова, и он заставлял себя побыстрее заснуть, так как на следующий день ему предстояло немало. Прежде всего он хотел получше рассмотреть тигров и узнать, придут все-таки индейцы или нет. Относительно ограбления кассы у него тоже были кое-какие соображения, но он, однако, решил пока не делиться ими даже с отцом.
Ночь он спал плохо, но не столько потому, что позади был богатый впечатлениями день, сколько из-за духоты в помещении — он привык спать на свежем воздухе. Вообще в городе ему было тяжело дышать, а в маленьком номере гостиницы в особенности.