Харон обратно не перевозит
Шрифт:
Ослепнув от слез, размазывая их кулаком по щекам, он брел, словно на автопилоте, проваливающимися во тьму переулками, брел сквозь озлобленный истеричный брех собак, сквозь разверзшуюся в его душе пустоту, сквозь свою победу и их поражение, и не было ему ни прощения, ни оправдания на этом пути.
Он думал, что жизнью своей они распорядились сами, и он может согласиться с их выбором. Ерунда! Решать выпало как раз ему. Именно он держал сейчас в своих руках ниточки, на которых висели их жизни и судьбы, и именно его решению предстояло стать окончательным.
Он вспомнил глаза Чаки, пусто глянувшие сквозь него, скрытого в темноте,
Не заметив на пути колдобины, он оступился и упал, но даже не почувствовал боли. Только сейчас до него дошел весь ужас положения, в которое он попал. Он не понял, не сумел понять всего этого раньше, потому что очень хотел вернуться победителем и думал о другом. Но даже сейчас, осмыслив случившееся и пережив страшный шок, он ничего не мог здесь поправить и изменить. Контакт был важнее для планеты, чем пять жизней. Земля и по менее значимым поводам отдавала десятки, а то и сотни своих сыновей. Слишком многое стояло за контактом двух цивилизаций и слишком долго ждали миллиарды людей этого часа, чтобы он, Григ, мог своей волей перечеркнуть достигнутое. Он чувствовал, как буквально обливается и истекает кровью его сердце, и понимал, что отказ от Контакта лежит уже за пределами его желаний. Свершившийся Контакт теперь не принадлежал ему. Ему оставались только отчаяние и боль.
Словно в тумане, он пробрался в свою каморку, запер дверь и вскрыл нишу с темпоратором. Темпоратор был на месте, да и куда он мог деться, если почти в это же время, только несколькими часами позже, он уже входил сюда и видел его.
– Присядем на дорожку...
– пробормотал он.
Ссутулившись, он сидел на лавке, уставясь неподвижными глазами в молчащую пустоту. Плохо было. Он славно прошел свой путь в этом мире, совершив то, что не удавалось до сих пор никому, и не допустив при этом практически ни одной ошибки. Но ступеньками его лестницы послужили отнятые жизни, и потому победа, достигнутая такой ценой, имела горький привкус. Он должен был в поисках дьявола спуститься в ад, и эта лестница привела его туда. Несколько дней назад он, радуясь, шагал по ней. Но вот он добрался до цели и нашел то, что искал, и надо бы обратно, а выхода нет. Ступеньки кончились. Они сделали свое дело, и теперь некому вывести его наверх. Он стал убийцей. Пусть во имя надежд сотен и сотен миллионов, прогресса Земли, светлого будущего, торжества разума, но - убийцей.
Сейчас он перейдет в свой мир, где его примет в объятия ликующее человечество, и все будет прощено и оправдано, и вновь будут солнца и планеты, и космический ветер опять споет ему свою песнь, и струи из дюз с привычным грохотом снова ударят в стекло и базальт, и товарищи освободят его старое кресло в рубке "Персея", но только в кресло сядет не он, а зомби, живой мертвец, поскольку сам он останется здесь, в аду. Он слишком долго стремился сюда и слишком большую заплатил за это цену, чтобы ад так легко и просто отпустил его назад. Теперь ему отсюда не выбраться никогда...
Григ тряхнул головой и встал. Пора было переходить. Он вынул из ниши костюм, который до прихода двойника предстояло вернуть обратно, развернув, положил его на лавку. И расстегивая уже кафтан и собираясь сесть, чтобы стянуть сапоги, он вдруг вспомнил лицо Чаки, но не то, которое он видел полчаса назад, а мертвое, глядящее остекленелыми глазами на закат, а следом из глубин памяти выплыли в сознание прыгающая мячиком голова Липа, искаженное предсмертным хрипом лицо Барта, безжизненная маска обвисшего на палашах Лонча. И даже лицо Старика, которого он не видел мертвым, вспомнил Григ.
И вспомнив их, ясно и отчетливо увидев каждого в момент его гибели, он импульсивно встал и, механически, словно во сне, сложив костюм, швырнул его обратно на крышку темпоратора.
Не было и не могло быть ничего, что оправдывало бы их гибель. Нет такого дела, во имя которого можно жертвовать людьми. Сам умереть ты можешь за что угодно - это твое право. Но если тебе выпало распоряжаться чужими жизнями, то ты можешь рисковать кем-то, только спасая других людей. Только спасая других - и никак иначе.
Здесь же он никого не спасал.
Григ вдруг понял, что стоит, вцепившись руками в столешницу. Взгляд его упал в нишу, где хранился темпоратор. Костюм лежал на нем косо, чуть свесившись с края. Точно так же он будет лежать через три часа, когда Григ-1 войдет в эту комнату.
Выходит, он сам трогал свой костюм. А потом остался здесь.
– Значит, я выбрал вариант с Хвостом?
– спросил он у Гнома.
– Это оптимальное решение, - уклончиво ответил Гном.
– И ты уже тогда знал все?
– Твое "тогда" для меня только через два часа.
– А ты не мог бы... Ты не сможешь меня хоть как-нибудь предупредить? Я б тогда не так беспокоился!
– Ну что ты говоришь!
– ответствовал Гном.
– Это же суперфлюктуация!
– Да, - согласился Григ, чувствуя тупую, одуряющую усталость. Конечно. Я понимаю.
Он еще с минуту смотрел на нишу, потом поднял заслонку, поставил ее на место.
– Жаль, что эту информацию о Контакте не удастся сохранить в твоей памяти, когда я исчезну.
– Да, - подтвердил Гном.
– Вне пределов этой ситуации ничего не останется.
– А ситуация будет закрыта для проникновения?
– Конечно. Это коллапс. Все хронолинии перестроятся и зациклятся.
– Но, может быть, в будущем научатся...
– Может, и научатся...
– Ну ладно, - сказал Григ.
– Пора уходить. Мне ведь надо оказаться в той мертвой зоне затемно. Да и с двойником нам здесь будет тесновато. Я слышал, такая встреча - предвестник смерти.
– Ты прав, - согласился Гном.
– Надо идти, пока камеры ничего не видят. Конечно, до встречи с Хвостом еще двенадцать часов. Но это не страшно, поскучаешь там немножко...
...только после того, как было получено сообщение от вынужденно вернувшихся оттуда Наблюдателей. Осуществив переход, мы тут же связались с Григорьевым и Чарушниковой. К этому времени Григ с Чакой, убедив люцифериан в необходимости спасаться бегством, уже находились в десяти километрах от Бускова, двигаясь в направлении Серпухова.
Зная, что указ о задержании артельщиков будет разослан повсюду, Григорьев предлагал, минуя города, быстро уходить на юг, к Дону. Однако артельщики не послушались его. Чтобы успеть приготовиться к их появлению в Серпухове, мы скакали всю ночь и обогнали их на тринадцать часов.