Харон ("Путь войны")
Шрифт:
– Вы позволите?
– вежливо спросил человек, легким движением указывая на скамью.
– Мой отказ что-то изменит?
– без всяких эмоций спросил в ответ Айнштайн.
– Думаю, ничего, - серьезно ответил черный.
– Но так нам было бы проще навести мосты. Так сказать, сломать лед недоверия.
– Идите к черту, - все с тем же безразличием отозвался Айзек, снова закидывая голову.
– Будем считать это приглашением, - смиренно произнес человек в черном костюме, присаживаясь рядом. Айзек с трудом подавил гадливость и желание отодвинуться подальше. Демонстрировать страх и душевную слабость он не желал. Но инстинктивное
– Господин профессор, вы совершенно напрасно настроены так агрессивно и недоброжелательно. Ведь в какой-то мере мы с вами старые знакомые, - сообщил незваный и нежелательный собеседник.
– Я вас не знаю, - произнес Айзек и после некоторого раздумья добавил.
– И знать не желаю.
– Знаете, - слегка улыбнулся черный.
– Меня зовут Томас Фрикке, впервые мы с вами встретились давным-давно, еще в Берлине. Праздник у тетушки Хильды, вы пришли в сопровождении своего коллеги, господина Проппа, и принесли настоящий кофе.
– Сахар, - поправил профессор.
– Я принес сахар.
На лице Томаса отразилось лишь тщательно дозированное огорчение, он даже слегка всплеснул руками, как бы сожалея о собственной забывчивости. Но в душе Фрикке ухмылялся, фиксируя первые шаги Айнштайна к неизбежному финалу. Наивный профессор, разумеется, не знал, что первая заповедь человека не желающего сотрудничать с кем бы то ни было - молчание. Полное, абсолютное молчание. Тот, кто вступает в беседу, на самую отвлеченную, самую безобидную тему - уже наполовину проиграл, потому позволил хотя бы в малости, но навязать себе чужую волю. Одно слово потянет следующее, и так далее, это вопрос времени и мастерства дознавателя.
– Действительно, то был сахар, - согласился Томас.
– Так мы встретились в первый раз.
Айнштайн промолчал, пристально глядя вдаль, туда, где высилась еще недостроенная Арка Победителя. Архитектурный шедевр был возведен едва ли наполовину, но уже возвышался почти на сотню метров, видимый почти с любой точки Парка.
– Я давно хотел спросить, зачем вы тогда бежали из Европы?
– Томас определенно настраивался на общение, и Айнштайн невольно втягивался в орбиту беседы.
– Потому что вы - толпа нравственных уродов, - прямо и откровенно ответил он.
– Это дискуссионное утверждение, - добродушно не согласился Фрикке.
– Но, даже если принять его как аксиому, в тот момент вы этого не знали.
– Я угадал. Мистическим прозрением.
– Профессор, у вас появилось чувство юмора, - ободряюще заметил Томас, как бы случайно пропустив "господина", это должно было добавить еще немного доверительности в их разговор.
Айзек не ответил.
– Но, тем не менее, вы напрасно так стремительно покинули нас, - продолжил Фрикке.
– Ваше будущее было вполне безоблачным, даже с учетом несколько... неразумных выпадов, которые вы себе тогда позволили. Жаль, что господин Вебер уже не расскажет о своих мотивах.
– Вы его убили?
– резко спросил Айнштайн.
– Нет, не мы. Он бежал на следующий день, пользуясь некоторой неразберихой. Его застрелили на границе, случайно. Видимо, у президента просто не выдержали нервы, и он начал совершать поступки, продиктованные паникой, а не здравым рассудком.
– Все равно, это ваша вина.
– Нет, - терпеливо повторил Томас.
– Не думаю. А вот кого мы действительно убили, так
– Франц мертв?
– Да, утилизирован в прошлом месяце, как расово пригодный, но враждебно настроенный и неисправимый элемент.
Профессор помолчал, глядя в пустоту слезящимися глазами. Фрикке внимательно наблюдал за ним, оценивая психологическое состояние жертвы как хороший каменщик, которому предстоит сломать прочную стену, используя разные приемы и инструменты.
– Его вы тоже выкрали?
– с неожиданным спокойствием спросил Айзек.
– Профессор, вы так и не поняли? Мы не выкрадывали вас. Конечно, пришлось приложить определенные усилия, но основную работу сделали другие. Безусловно, в Штатах хватает людей, готовых драться до последнего. Но есть и те, кто умеет считать, и понимает, что у нас больше людей, больше кораблей, больше оружия и промышленной мощи. Война может продлиться десятилетиями, сказочно обогатив американских фабрикантов, но, в конце концов, мы все равно победим. И тогда все, кто противостоит нам, отправятся в эвроспиртовые котлы, вместе со своими миллиардами. Разумные люди умеют смотреть в перспективу и понимают, что лучше с нами, пусть даже с сертификатом допустимой неполноценности. Поэтому, когда стало понятно, что флот не сможет защитить Америку, вас продали нам, в обмен на разные гарантии и будущие преференции. Так сказать, в общем пакете договоренностей.
– И ваши гарантии чего-то стоят?
– По крайней мере, до тех пор, пока выполняют демонстрационные функции.
Айзек вновь погрузился в раздумья. На камни, прямо перед скамьей, выбежал какой-то зверек, непонятной серо-коричневой окраски. Посидел немного, быстро крутя остроконечной головкой, сверкая черными бусинками глаз, и так же стремительно, как и появился, скакнул обратно, в кусты.
– Так его... Франца... тоже... продали?
– спросил Айзек.
– Нет, - честно ответил Томас.
– С вашим ассистентом все было гораздо сложнее...
* * *
На четыреста двадцать мужчин и женщин Уилмингтонский батальон минитменов получил сотню винтовок, три тысячи патронов, два ящика гранат, три неисправных пулемета, горную трехдюймовку при сорока снарядах и капитана-артиллериста с половиной лица и плохо действующей левой рукой. Остальное вооружение составили разнообразные охотничьи ружья, полицейские револьверы и ножи. Учебная стрельба из пушки по старому сараю в тысяче футов от орудийной позиции прошла настолько неуспешно, что даже представить было сложно. Первые три снаряда улетели неведомо куда, потом капитан стал к орудию сам и всадил заряд в стену старого сарая, изображающую мишень. Взрыва не произошло. Капитан посмотрел на маркировку на ящике, зло выругался и приказал снимать с орудия панораму и затвор, чтобы утопить в море. "Морганов мармелад, черт бы его драл", - пояснил он.
Проппу повезло, если это можно назвать везением. Он не погиб в бою и не был убит сразу после схватки, когда сдавшихся в плен подвергли "предварительной психологической обработке". Из неровного строя, в котором не осталось ни одного не раненого, выдернули трех человек и деловито забили до смерти. Потом всех заставили раздеться и встать на колени, а "ягеры" ходили мимо обнаженных людей и стреляли - кому в затылок, кому в поясницу. После экзекуции выжившим разрешили одеться и двое суток гнали на фильтрационный пункт. Там Франца опознали...