Харон ("Путь войны")
Шрифт:
Поначалу доктор не понял, что видит. Несколько непонятных предметов были сложены в небольшую горку, сантиметров десять вышиной и связаны тонкой проволокой. Какая-то композиция, похожая на "творения" инсталляторов-механистов, пытавшихся пару лет назад продвинуть в массы свое с позволения сказать "искусство". Конденсатор, пустая жестяная коробка, тряпка сверху... От напряжения заслезились глаза, Радюкин моргнул и перспектива сместилась, как в визуальных головоломках. Теперь доктор увидел все так, как задумывал неизвестный творец.
Несколько деталей образовывали подобие
Доктор инстинктивно потянулся к кукле, но на полпути его рука замерла, растопыренные металлические пальцы зависли над тряпичной головкой. А затем очень медленно убрались обратно.
"Верно" - просигналил Аркадий и, подумав, добавил.
– "Его корабль".
И почему-то сделанное и сказанное показалось Егору правильным и естественным, хотя расскажи ему кто-нибудь о подобном месяц назад - рассмеялся бы в голос.
– Быстрее!
– скомандовал по радио Межерицкий.
– Это эсминец, он чешет прямо на нас, время есть, но мало, вам только добраться!
Шафран помог Радюкину подняться и люди полезли наверх по лестнице, стонущей металлическим голосом, как древняя старуха, жалующаяся на жизнь. Последний луч света мелькнул и исчез, оставив старый корабль наедине с игрушечным капитаном.
Шторм усиливался, а дождь, напротив почти прекратился. Проржавевший кусок трапа обломился, и буксировщик отнесло в сторону. Напарник Шафрана подгонял "ослика" к покатому борту, сам механик ловил конец, подтягивая самоход поближе. Радюкин выпрямился и, закрепив камеру в специальном кронштейне у пояса сзади, бросил взгляд на океан. Сквозь черный полог ночного неба выглянула луна. Из-за обилия пыли в атмосфере, ее свет исказился, и огромный лунный диск, налившийся красным, словно распугивал облака, разбрасывая их в стороны рваными клочьями. Шум ветра тоже изменился, внешние микрофоны доносили до ушей ученого однообразный монотонный свист, какой иногда можно услышать в степи.
На несколько мгновений Егору показалось, что он стоит посреди безбрежной пустыни , и лишь голодный ветер-призрак воет в бесконечной тоске, перебирая мириады песчинок. Затем особо сильная волна толкнула "Мститель", качнув безжизненный корабль, и иллюзия развеялась. Вернее, сменилась - утомленное и подавленное сознание толковало реальность по собственному усмотрению. Теперь в свисте ветра и плеске воды доктору слышались стоны призраков, с тоскливой безнадежностью взывающих к пришельцам.
– Голос ушедших...
– Что?
– произнес, не поняв, штурман на "Пионере" - Да скоро вы там?!
– Голос ушедших, - повторил Радюкин, глядя на океан, отливающий обсидианово-черным и красным, словно языки пламени плясали в могильной тьме.
– Голос тех, кого больше нет.
* * *
– Шлюз закрыт, откачка завершена, "осла" закрепили. Антенна убрана.
Слова короткого доклада укладывались на задворках сознания Крамневского как патроны в магазин - ничего лишнего и все на своем месте. Куда больше его занимал вражеский эсминец, стремительно идущий прямо на "Пионер" со скоростью под сорок узлов. Илион готов был поклясться, что субмарина не сделала абсолютно ничего, что могло бы привлечь внимание противника, тем более на таком запредельном состоянии. И тем не менее, корабль мчался прямиком к подлодке, и ничего хорошего от такой встречи ждать не приходилось.
Повинуясь коротким командам, "Пионер" заканчивал маневр разворота, автоматизированная система управления вооружением принимала и обрабатывала расчеты величин изменения расстояния и пеленга, готовясь преобразить их в команды для торпедных гироскопов. Четыре сигарообразных снаряда с водометными двигателями и четвертью тонны взрывчатки в каждом терпеливо ждали электрического импульса, возвещающего атаку. Секунды бежали как лошади на ипподроме - торопясь и опережая друг друга, а Илион все молчал. Он сидел во вращающемся кресле обтянутом искусственной кожей и смотрел невидящим взглядом то на главную распределительную колонку воздуха высокого давления, то на собственный пульт командира, желто-серый, с черными кнопками и верньерами.
В голове у Крамневского словно щелкал рычажок, непрерывно переходя между состояниями "уходить/атаковать". Первая и инстинктивная реакция командира подлодки в подобной ситуации - скрыться, пользуясь естественными преимуществами тайного подводного лазутчика. На самом малом ходу "нырнуть" под врага и затаиться на глубине метров пятьсот-шестьсот, а то и больше. Это разумно и правильно.
Но... Целенаправленные действия противника говорили о том, что он очень хорошо представляет себе местоположение лодки. Выдал ли "Пионер" себя каким-либо действием или у врага нашлись неизвестные и очень точные средства локации и обнаружения, но эсминец шел точно к цели. Это радикально меняло ситуацию.
Океан огромен, и одинокая субмарина в нем подобна даже не иголке в стогу сена, а скорее песчинке в пустыне, но только до тех пор, пока противник не обозначает хотя бы примерно район ее местоположения. Тогда в ход идет широчайший арсенал поиска - гидроакустика, магнитометрия, радиолокация, тепловые датчики и прочие способы, превращающие охотника в добычу. И если противник сумел с такой точностью и на таком расстоянии вычислить местонахождение лодки, ее уничтожение будет лишь техническим вопросом.
А "Пионер" должен был уцелеть любой ценой, уцелеть и вернуться. При таком изменении вводных условий, имело смысл пойти на риск - ударить первыми и утопить эсминец. "Пионер" нес очень хорошие торпеды и системы наведения, значительно лучше вражеских (приятно было хоть в чем-то превосходить противника), неожиданный залп всей четверкой имел очень хорошие шансы на успех. Конечно, после этого на субмарину начнет охоту уже весь вражеский флот, но пока не подтянулось подкрепление, у подводного лазутчика будет хоть какой-то запас времени, чтобы скрыться на глубине.