Хаски
Шрифт:
– Гончая не зря привела нас сюда, – скрипучий голос вызывал мурашки по телу.
– Думаешь, мы нашли его? – второй голос знаком, это ему принадлежала собака.
Рык со спины заставил обо всём забыть. Меня окружили три псины, похожие друг на друга. У двоих из них отсутствовало по одному глазу. Выронив рюкзак, я вскрикнула, прикрывая рот ладонью. Сердце бешено стучало в груди. Казалось, одно резкое движение, и они набросятся.
Хозяин со своим собеседником выглянули из-за машины.
– Опять ты, – отозвался тот, скрещивая на груди руки. Злобный взгляд и ухмылка
Второй безмолвно наблюдал за действиями животных. Его лицо украшал кривой шрам. Внезапно он ухмыльнулся, и меня обдало холодом: вместо человеческих зубов показались острые клыки. Выпучив глаза, смотрела на него и не могла взять себя в руки.
Мы словно стали невидимыми для других людей. Они проходили мимо, не обращая внимания на то, что школьницу окружили рычащие собаки. Может, это всё ещё сон? Ногтями впилась в ладонь до появления капелек крови. Тупая рана заныла, но реальность не менялась. Нет, это не кошмар.
– Подслушивать не хорошо, тебя не учили?
Одна из собак вытянула морду вверх, принюхалась и, будто озверев, резко прыгнула. Вскрикнув, прикрыла руками лицо, пытаясь защитить себя. Через секунду послышался удар и скулящее повизгивание. Собаки зарычали и попятились к машине.
– Ты в порядке? – голос Георгия Владимировича вывел из страха. Опустив руки, увидела спину историка перед собой. Мир вокруг ожил, заиграл красками.
– Да… нет…
– Привяжите своих собак, вы находитесь рядом со школой, – серьёзно сказал он, глядя на моих обидчиков. – Дети могут пострадать.
– Простите, простите… – хозяин виновато поднял руки и вдруг резко замолчал.
Ещё ни разу не видела, как злится историк. Он с такой ненавистью поднял и отряхнул рюкзак! Я уверена, что учитель готов был оторвать мужчинам головы. Историк повёл меня в школу, и я чувствовала, как наши спины пожирали взглядом, полным злобы и ненависти.
– Кто эти люди? И… они сказали, что их привела сюда гончая.
Он не ответил на мой вопрос и молча отправился проводить занятия. Я продолжала стоять в холле, обнимая рюкзак. Происходящее вокруг стало бессмысленным, ученики в спешке обходили меня, кто-то недовольно ворчал, кто-то пихал локтями. Тьма, вокруг тьма. Она подползает с проходов, крадётся из-под дверей кабинетов. Опираясь на стену, иду в уборную и оттираю со лба капельки пота. Видения обманчивы, ноги вели меня к пятому кабинету. Рука тянется к ручке. Промахнувшись, падаю на пол, не в силах подняться.
Дальше всё как в тумане: двери открываются, меня зовут по имени, приподнимают. Смутные силуэты обступают со всех сторон. Кто-то протягивает бутылочку воды, кто-то упаковку салфеток. Во всей этой неразберихе в глазах преподавателя вспыхивают алые искры и исчезают. Он приподнимает голову и заставляет выпить воды, что даётся с большим трудом. Во рту горечь, хочу выплюнуть, но мне не позволяют.
Через секунду просыпаюсь в светлой комнате и пялюсь в потолок, прислушиваясь к звукам. Кто-то усердно водит ручкой по бумаге и задевает пуговицами стол. Повернув голову, замечаю медсестру. Она усердно пишет в тетради и не сразу замечает, что я пришла в себя.
– Что со мной? – удивляюсь слабому голосу.
– Переутомление. Как давно ты отдыхала?
Прикрыв глаза, хмурю брови и дотрагиваюсь до головы.
– Я и не напрягалась…
Медсестра вздыхает и поворачивается к столу.
– Говорила же, что дети потрясены гибелью девочки. Нет же, меня никто не слушает, – бубнила она под нос, продолжая делать записи. – Они должны учиться, на них это не повлияет. Конечно, и теперь ко мне по несколько раз в день отправляют учеников.
Приподнявшись на локтях, спустила ноги на пол. Голова немного кружилась, но это не помешало встать.
– Я могу идти?
– Ты уверена, что доберешься до дома? Может, попросить кого-нибудь из одноклассников?
– Не стоит, правда. Зря ребят беспокоить.
Медсестра обернулась, смерила меня взглядом и вздохнула.
– Ладно, иди. Не моё это дело, но посидела бы ты пару дней дома.
Я поблагодарила женщину и вышла из школы. Смеркалось. Фонари отбрасывали густые тени на асфальт, проезжали машины, разбрызгивая слякоть. Укутавшись шарфом, прикрыла нос и вздрогнула. Угрожающего минивэна нигде не было видно. Внутри поселилась уверенность, что те мужчины не отстанут. Чего они хотели, я тоже не знала.
Проходили люди, разговаривая по телефонам, размахивая пакетами. Вечно куда-то спешащие, вечно чем-то недовольные. Сколько шагаю по улице, замечаю грустные и угрюмые лица прохожих. Казалось, что ничто не способно согреть их душу, будто они заточены в вечные льды. Поскользнувшись, ловлю равновесие и неловко опускаю голову. «Нужно меньше витать в облаках».
Бряканье цепей вызвало неприятные воспоминания, и я опомнилась. Кто-то шёл за мной, не желая отставать. «Обернусь – выдам себя. Сделаю вид, что не заметила – продолжат идти. Скрыться?» Если идти по центральной улице, то есть вероятность, что опасность минует. Сворачивать во дворы и вилять по закоулкам было не лучшей идеей. Главное, держать себя в руках и не терять самообладания.
На перекрёстке замигал зелёный свет, и я рванула вперёд. Водители недовольно сигналили, начиная движение. Как только оказалась на другой стороне улицы, обернулась и увидела женщину с белым лабрадором. Напряжение как рукой сняло. Посмеявшись над собой, отправилась в сторону дома и вскоре оказалась в стенах убежища.
***
– Белинский писал, что с 1812 года начиналась новая жизнь для России. Это развитие касалось не только каких-то внешних факторов, но и внутреннего развития в обществе. В первую очередь, формирование гражданства и образования. Можно сказать, что декабристы внесли много нового в развитие общественно-политической мысли и культуры, – вдохнув побольше воздуха, продолжила. – А ещё их движение стало началом формирования русской интеллигенции.
– Достаточно. Скажи, Кейт, какое событие спровоцировало восстание декабристов?
Взглянув на класс, поняла по лицам одноклассников, что вопрос с подвохом и об этом мало упоминалось в параграфе. Переминаясь с ноги на ногу, копалась в недрах памяти.
– Отречение от престола царевича Константина.
– Хороший ответ, садись, – Георгий Владимирович нарисовал в классном журнале оценку, и, будто опомнившись, проговорил. – Задержись после урока.
– Ладно, – хмыкнула, садясь на место.