Хазария
Шрифт:
Издеба взошёл на башню, полюбовался открывшейся красотой, а потом снова заговорил, будто думал вслух:
– Надо, чтоб ни одна живая душа в граде не ведала, что крепость наша. Ни один из её защитников в Тьмуторокань попасть не должен, – повернувшись к сотнику, рубанул ребром длани Издеба. – Подземелья тут, гляжу, обширные, пленников там закрой, после решим, что с ними делать. Теперь к князю с доброй вестью гонца отправь немедля. Пущай речёт князю, что Индра-Перун послал нам дар лёгкий, – при взятии крепости не потеряли ни единого воина, – всех беглецов переняли, уничтожили либо взяли в полон,
И помчался гонец от Издебы к князю с доброй вестью. И весьма радовался Святослав, назвав Издебу великим темником.
Сам же Святослав перехватил гонцов, которые признались, что посланы тьмутороканьским воеводой в Фанагорию к греческим стратигосам с просьбой о помощи. Чтобы те прислали железных латников и подняли на мечи русскую конницу. Ежели через три дня греческие латники не прибудут, то тьмутороканьские защитники отойдут в крепость и будут дожидаться там.
Святослав велел созвать темников на воинский совет.
Мечислав, начальник Заднепровского Десного Крыла, оставив тьму на боярина Клинца, поскакал к князю. Также Инар и Збигнев с Притыкой, оставив за себя военачальников, прибыли на совет. А Издеба из крепости послал тысяцкого Лесину.
Когда все собрались, князь сказал:
– Как вы знаете, каждый день ко мне гонцы скачут с разных концов – с Еи-реки, от Танаиса, с Малого Донца и Великого Дона, от Белой Вежи, где я Посады поставил, – и докладывают, где что делается. Так вот, друзья, нынче получил я весть, что за Волгой собралась великая рать булангарская, исполчилась, измечилась и готова к войне. Посему должны мы борзо покончить с Тьмутороканью и идти на Волгу. Ибо если не сыщем скорой победы, все наши прежние труды будут напрасными. А волжские булгары посильней будут, нежели яссы. Ейская тысяча по моему велению уже пошла к Переволоку, чтоб следить за булгарами.
– Наказ разумеем, княже, – отвечали темники, – борзо пойдём на Тьмуторокань!
– Да поможет нам Перун и пращуры славные! А иной помощи не имеем. Помните, за нами – Киев!
Вернулись темники к своим тьмам, передали наказ: покончить с Тьмутороканью в два дня!
Святослав отправил в град посыльных сказать Тьмутороканьскому воеводе, что если он не выйдет, как честной воин, в поле сражаться, то весь град будет сожжён и уничтожен до последнего человека, подобно Саркелу.
И вышла Тьмуторокань на бой. То ли взаправду о сохранении града своего пёкся воевода, то ли решил, что, за стенами оставаясь, неминуемо погибнет, а выйдя в поле, может в случае неудачи укрыться в крепости на полудне и там дождаться помощи железных гоплитов из Фанагории.
Подождав, пока неприятельские полки выедут из града и выстроятся в боевой порядок, русская конница – полк за полком, сотня за сотней – двинулась на врага. Святослав велел идти на град Серпом, младой юницей Макошью, и рога Серпа сближать, охватывая град спереди. И войско борзо пошло вперёд. Суровы и молчаливы были их ряды, не слышалось шуток и песен, ибо предстояла тяжкая и смертельно опасная работа.
И схлестнулись две силы, грянула сеча. Затрубили рога, зазвенели мечи, заржали кони, вставая на дыбы, и пыль поднялась до сварги. Снова стоны раненых, предсмертные крики и храп поверженных коней зазвучали над прекрасной землёй, в который уже раз поливаемой не добрым дождём небесным, а горячей человеческой кровью.
Богат град Тьмуторокань, – со всех концов света идут через него посуху и морем товары многия, и оседает в нём изрядно серебра, злата и звонких монет разных стран. Потому большую семитысячную рать смог собрать за те звонкие монеты тьмутороканьский воевода-хазарин. Были тут греки и хазары, койсоги и псекупы, адыги, бжедухи, яссы, коим всё одно, где воевать и за кого, лишь бы добрая плата. Были и других разных племён и народов вои, в том числе и славяне, что в граде испокон веков жили или, подобно варягам, нанимались за пенязи к кому угодно. Только не могут наёмники биться за чужую землю, как за свою. Хоть и много их было, и вооружены добре, но стали их теснить русы, в битвах закалённые, да кабардинцы отчаянные.
Збигнев, подавшись вперёд, вышел на тьмутороканьскую шуйцу, врезался в неё и стал рубиться лихо, стараясь, по обыкновению, отсечь крыло от основной рати.
А Притыка ударил в лоб и пошёл напролом, выстроившись в Ладью. Дрогнули, смешались вражеские ряды, стали помалу отходить к граду. Збигнев же, обойдя Десное Крыло врагов, что схватилось накрепко с танаисской пешей ратью, смял на ходу край того Крыла и устремился к воротам града, овладел ими и первым ворвался в Тьмуторокань. Тут и Инар с Варяжской дружиной подоспел на помощь, пошли русы по граду гулять.
Расстроились Тьмутороканьские рати, и те, что в русские коло не попали, по приказу своего воеводы кинулись на полдень, дабы укрыться в крепости. Да только вместо спасительных стен встретила их грозная тьма Издебы! И смешивались вражеские полки, не ведая, куда бежать, и как спасаться, и откуда ждать следующего удара. Русы настигали полки по отдельности, брали в коло и либо уничтожали, если они сопротивлялись, либо брали в полон. А Тьмутороканьский воевода зарослями и мочажинами бежал к реке, бросался в неё, переплывал и спешил укрыться в Фанагории. И с ним воинов только одна тысяча, а шесть осталось лежать в поле.
Никто в пылу сражения не обратил внимания на гелиаду – греческую рыбацкую ладью, что отошла от пристани и направилась в сторону Пантикапеи, или, по-русски, Корчева. В гелиаде среди загорелых рыбаков стоял, глядя на удаляющийся град, человек, схожий одеянием на купца.
– Что ж, Сффентослаф, снова ты победил. Только борьба не закончилась, главные наши сражения ещё впереди, – блистая очами, зло шептал средних лет купец с небольшой, тронутой проседью бородой. И слова его уносились свежим морским ветром, смешиваясь со скрипом корабельного дерева, пеньковых канатов и резкими вскриками чаек.
А купец всё глядел на удаляющийся берег, на котором ему столько раз удавалось обмануть смерть. Первый раз в Саркеле, когда неистовый князь россов подходил к городу, затем в сражении на волжском берегу. Потом Итиль, Семендер. После Семендера, наоборот, Святослав уходил, а он, стратигос Каридис, шёл по следу князя россов и уговорил, вернее, подкупил, рискуя головой, вождей койсогов и яссов выступить против Святослава. Теперь, похоже, Таматарха расплатились за это, только бы не пошли скифские мечи гулять по греческим метрополисам.