Хазары
Шрифт:
В этот же период следы новой волны кочевников начинают появляться в городах и на поселениях Боспора и Крыма. Видный исследователь средневекового Крыма А.И. Айба-бин, опираясь на данные археологии, считает, что уже в конце VII века хазары и их союзники заселили и азиатский, и крымский берега Керченского пролива и даже захватили значительную часть Крыма. Жилища новых обитателей появляются в покинутых боспорцами Патрее, Кепах и Гермонассе… В городе Боспор (нынешняя Керчь) хазары построили цитадель. Новые поселения (иногда на руинах старых) появляются на Керченском полуострове, в предгорьях и на побережье Южного Крыма{218}. Тогда же возникло знаменитое поселение Тау-Кипчак в Центральном Крыму{219}.
Некоторые историки считают, что говорить о массовом переселении болгар или хазар на полуостров в конце VII века еще нельзя. Но во всяком случае, их присутствие здесь уже ощущается{220}.
Византия, естественно, не могла приветствовать тот факт, что возле ее границ и на землях, которые она еще совсем недавно контролировала, появились воинственные пришельцы. Но империя была слишком поглощена борьбой с арабами, и на хазар ей приходилось смотреть сквозь пальцы, тем более что их бесконечные войны с халифатом были на руку Византии. Кроме того, внутри самой империи начиналась смута.
Юстиниан II — зять хазарского кагана
В 685 году император Константин IV «в спокойствии и строгом порядке… закончил остаток жизни и на семнадцатом году царствования скончался». Ему наследовал шестнадцатилетний Юстиниан II, который, по сообщению патриарха Никифора, «принял царствование от отца, распоряжавшегося с целью сохранения мира и установления прочного порядка в государстве, и все разрушил». Подросток расторг мирные договоры, заключенные отцом, и вовлек империю в кровопролитную войну с «саракинами» (то есть арабами), которые «стали опустошать Ромейское государство»{221}.
«На государственные же должности он поставил мужей суровых и чрезвычайно жестоких: таким были евнух Стефан-перс, казначей императорской казны. Он оскорблял многих из подчиненных и дошел до того, что осмелился напасть на самое мать Юстиниана, наказав ее розгами по образцу того, как наказывают детей учителя; какого-то монаха Феодота, который прежде жил отшельником в так называемом узком проливе (во Фракии), поставил государственным казначеем… Своей чрезмерной жестокостью он не только выжимал деньги из своих подчиненных, которых он подвешивал на веревках и окуривал горящей соломой, но к тому же еще и других известных мужей подвергал конфискациям и убивал жестокими способами»{222}.
В конце концов жители империи не выдержали, и против императора составился заговор, возглавленный одним из военачальников, по имени Леонтий. Если верить Никифору, все получилось очень просто. К Леонтию, который должен был наутро по приказанию императора отправиться в Грецию, пришли ночью его друзья и предложили ему стать во главе государства. Поскольку один из друзей был настоятелем монастыря, а второй — ученым астрономом, Леонтий не воспринял их слова всерьез и отказался, заявив: «Напрасно вы мне предвещаете царствование, потому что ныне я отсюда ухожу, и мне остается горький конец жизни». Но друзья настаивали, и Леонтий решил попробовать. Он обманом открыл тюрьму, вооружил заключенных и собрал жителей Константинополя на площади. «И толпа стала бранить Юстиниана».
«С наступлением же дня привели к ним Юстиниана. И вследствие кликов толпы, чтобы подвергнуть императора [казни] мечом, Леонтий, щадя его кровь по причине любви к отцу его Константину, отрезал ему нос и язык и выслал его в город Херсон, по окончании еще [только] десятого года его царствования. Леонтий был провозглашен толпой императором. Стефана же евнуха и Федота монаха из-за
Однако ни ссылка, ни отсутствие носа и даже языка не помешали Юстиниану продолжить политическую борьбу. Более того, по сообщению Никифора, он «отваживался открыто и часто выступать с речами, чтобы снова овладеть царством». Никифор не видел в этом особого противоречия. Однако жители Херсона, «усматривая в этом отношении для себя опасность, задумали его умертвить или в оковах отправить к Апсимару»{224} (Апсимар, он же Тиверий III, был новым императором, который уже сместил злополучного Леонтия; тот успел процарствовать всего лишь три года и разделил судьбу своего предшественника: лишился носа и был отправлен в ссылку). Юстиниан узнал о замыслах херсонитов, бежал из города и обратился за помощью к хазарскому кагану Ибузиру Глявану{225}.
С этого момента начинается новый виток византийско-хазарских отношений, в конце концов приведший нескольких потомков хазарских каганов на константинопольский трон. Каган проявил редкостное сочувствие к свергнутому императору, не смутившись ни постигшим его изгнанием, ни отсутствием носа и языка. Никифор пишет: «Хаган уступил просьбе, принял его с честью и, подружившись с ним, отдал ему в жены свою сестру Феодору. Юстиниан, с его согласия, прибыл в Фанагорию, и жил там вместе с ней».
Узнав об этом, Апсимар обратился к хазарскому кагану с просьбой «прислать Юстиниана живого или его голову», обещая ему за это «много денег и подарков»…{226}
Деньги и подарки эти (или, во всяком случае, аванс) были, вероятно, переданы кагану, и возможные их следы до сих пор обнаруживаются археологами в донских степях: в нескольких погребениях хазарского времени были найдены золотые солиды, выпущенные Леонтием и Апсимаром-Тиверием. Монеты эти являются большой редкостью, поскольку оба они правили недолго, а свергнувший очередного узурпатора преемник, естественно, выводил деньги с изображением соперника из обращения, заменяя новыми, с собственным портретом. Но монеты, попавшие в степь, изъятию не подлежали. Кочевники редко или вообще не использовали золотые деньги по назначению, то есть для покупок. Обычно это было нечто вроде семейного сокровища, которое хранили как реликвию и могли положить в могилу тому, кто их получил. А зарабатывали их не обычным трудом — очень часто золотые монеты вручались за особые заслуги и в честь каких-либо значимых поводов, как сегодня — медали (недаром к монете иногда приделывали петельку или пробивали в ней дырочку, чтобы носить на одежде). Каган, получивший деньги от византийского императора, мог раздать их ближайшим соратникам, и монеты последовали за ними в могилу. Среднее время, которое проходит между вручением монеты ее постоянному хозяину и его смертью, вряд ли может превышать 20 лет. Таким образом, золотые солиды Леонтия и Тиверия III, найденные в курганах, не только подтверждают сообщения Никифора и Феофана о награде, которую обещали за голову Юстиниана, но и позволяют довольно точно определить дату хазарских курганов, в которых эти солиды найдены{227}.
Трудно сказать, прельстился ли каган подарками или понял, что зашел слишком далеко и что сердить всесильного соседа все же не следует. Он послал к зятю людей «будто бы для его охраны, под предлогом, чтобы он не стал жертвой заговора своих единоплеменников, в действительности же чтобы он был под охраной и не убежал бы». В то же время каган приказал двум своим боспорским чиновникам: наместнику кагана и архонту Боспора — убить Юстиниана. Но хазарка Феодора, несмотря на то что муж ее, казалось бы, не располагал к нежным чувствам, оказалась верной женой. Кто-то из слуг донес ей о замысле брата, и она все рассказала мужу.