Хедлайнеры
Шрифт:
По нашим подсчетам группа “Мумий Тролль” должна была завоевать там несколько призов. Я направлялся в Питер в качестве пресс-атташе “Троллей”. Земфира была откомандирована с менее пафосными целями. Скорее всего, “в разведку” – дать несколько интервью и вообще, что называется, увидеть мир.
В поезде мы почти не спали, поскольку в купе, помимо Земфиры и меня, ехали Капа и певица Маша Макарова. Это была ядерная смесь – мы говорили, наверное, обо всем на свете. В соседнем купе находилась съемочная бригада “MTV Россия”, которая где-то под утро предложила Земфире партизанскими тропами пробраться на сцену “Юбилейного” и
В Питере московскую делегацию встречали активисты местного фан-клуба “Троллей”, которые пригласили нас “в гости” на завтрак. “Мы приехали и остановились у одной девушки, у которой в квартире было старое, хорошо звучащее пианино, – вспоминает Земфира. – И мне пришла в голову мелодия какой-то новой песни, которую я тут же и сыграла…”
После сытного завтрака я начал тащить Земфиру на какую-то выставку в Русский музей. Невыспавшаяся Рамазанова отчаянно отбрыкивалась. В конце концов я оставил ее спать и ринулся наслаждаться высоким искусством.
Встретились мы в “Юбилейном” только под вечер, где устроили импровизированный пресс-тур. С учетом того, что у Зёмы еще не было ни клипов, ни концертов, ни хитов, это выглядело настоящей наглостью. Первым нам встретился известный питерский фотограф Федечко-Мацкевич. “Андрей, сними девушку, – потянул я его за руку в сторону Земфиры. – Поверь мне, это будущая рок-звезда!”
Чуткий фотохудожник поверил на слово и добросовестно отщелкал в пресс-центре целую пленку. Дело сделано. Мы с Земфирой ринулись дальше – завоевывать новые территории. Казалось, нас ничто не может остановить.
В дверях оргкомитета мы столкнулись с Людой Титовой из минской “Музыкальной газеты”, которая, наслушавшись моих рассказов про грядущую рок-сенсацию, тут же включила диктофон. Земфира вошла во вкус и начала гнать телеги: “У меня появился автомобиль – красивый и зеленый… На днях я увидела его возле казино и закатила истерику. И мне тут же его купили за восемьдесят тысяч долларов”.
Первые успехи в общении Земфиры и прессы были скорее исключениями из правил. А общие тенденции были иными. Большинство питерских журналистов, кучкующихся в кулуарах “Юбилейного”, знали меня по пресс-конференциям “Троллей”, но интервью у певицы брали неохотно. Да кто она такая? “Снимайте, суки, – не сдавался я и чуть ли не пинками подталкивал к телу господнему очередных фотографов и журналистов. – Потом „спасибо“ скажете!”
Что было потом? Когда через год Земфира буквально разорвет “Юбилейный”, они, вечно пьяные, будут хвастаться в кулуарах друг другу: “Это я первым взял у нее интервью”. Они будут спорить о пальме первенства, и, что удивительно, совершенно искренне. Мне сложно сказать, смешно это или грустно, но так в итоге и произошло.
…В паузах между боевыми схватками с носителями диктофонов мне приходилось выходить на сцену, получая для “Троллей” призы от журнала “FUZZ”. В номинации “лучшая рок-группа” и “лучшее видео”. Пресс-атташе “Троллей”, как и все живое вокруг, был чудовищно бухим. Поэтому не понимаю, как я едва не рухнул со сцены, отважившись посмотреть в зал. Зрелище было из тех, что надолго врезаются в память. Впереди колыхалось темное человеческое море, разрезаемое лучом военного прожектора, который светил прямо в глаза. “Гул затих, я вышел на подмостки…” Сжимая в руках тяжелые фуззовские статуэтки, я хотел сказать что-нибудь своим новым тысячам
Детектор работал по полной: говорить/не говорить. Ответственность была огромной. С одной стороны, зал находился в неведении, что здесь, в “Юбилейном”, находится человек, который через год, скорее всего, будет стоять на этой сцене в роли триумфатора. С другой стороны, можно было заочно-пафосно заявить, что через месяц выйдет альбом, который перевернет людям мозги…
В итоге ничего про Земфиру я не сказал. Пропел какие-то героические дифирамбы в адрес Лагутенко. Может, испугался. Может, в последний момент решил, что и так все будет нормально, без игры “в Ленина на броневике”.
…Вернувшись из Питера, я столкнулся с двумя видами новостей. Во-первых, количество недоброжелательных откликов на ротируемую песню “СПИД” превышало все мыслимые нормы. В радиотурнире дебютантов “Нашего Радио” песня “СПИД” проиграла группе Mad Dog – кажется, со счетом 40:60. “И где вы только эту торговку урюком с башкирского рынка нашли?” – звонили в эфир чуткие радиослушатели. “Дай им Бог здоровья, – узнав о такой реакции, спокойно сказала Земфира. – И таланта побольше”. Кого она имела в виду, осталось непонятно. Переспрашивать я не стал, зато поторопился обрадовать артистку хорошими новостями.
После пресс-конференции в “Бифитере” газеты просто прорвало на комплименты. Это был плюс. Минус был один: все журналисты начали сравнивать Земфиру с Лагутенко. “Ее дебютная запись очень похожа на „Мумий Тролль“, – писали “Известия”. – Убрать вокал – так и совсем похожа”.
“Земфира – это, грубо говоря, девичий вариант „Мумий Тролля“, – сообщали “Московские новости”. – Она как бы взяла слова и манеры Лагутенко, бодрое безумие Агузаровой и легкость Ветлицкой. Иные песни альбома, впрочем, звучат так, как если бы покойную Янку Дягилеву продюсировал не Егор Летов, а, не приведи господь, все тот же Илья Лагутенко”.
У Земфиры подобные сравнения вызывали жесткую аллергию. Когда в кафе “Cosmo” она увидела по MTV клип “Ранетка”, то сказала насмешливо в диктофон: “О, кореш поет… Фрэнд”. Еще через полчаса в интервью “Собеседнику” на эту же тему она заявила: “Чудные вы люди. Я начала писать песни задолго до знакомства с Ильей… Я, между прочим, русскую музыку почти не слушаю и альбом „Морская“ не люблю. Считаю глупостью совершеннейшей. Илья не обидится, я ему это уже говорила”.
Илья обидеться не мог, поскольку записывал в Лондоне “Точно ртуть алоэ”. При визировании текста я слова про “Морскую”, естественно, убрал. А нам с Земфирой приходилось “выяснять отношения” – что-то на тему того, что мы плывем в одной лодке. Она, Илья, Бурлаков, я, наконец…
“Ну да – трое в лодке, не считая собаки… У меня почему-то складывается такое ощущение…” – как-то болезненно прореагировала она.
Тем не менее, когда на следующий день мы поехали давать интервью на “Радио Максимум”, Земфира заметно прогрессировала – в рамках собственной эстетики, естественно. На вопрос редактора “Макси ньюз” Юры Федорова, считает ли она себя воспитанницей Лагутенко, Земфира ответила: “Слово „воспитанник“ меня не то чтобы обижает… Я – женщина, он – мужчина. У меня есть музыкальное образование, у него – нет. У нас разный подход к музыке. Илья отражает в музыке свой характер, я – свой. Илья не является моим продюсером… Мы просто хорошие знакомые”.