Хелот из Лангедока
Шрифт:
– Бог ты мой, я же просила Хелота убить его, – сказала Дианора.
– Не надо было делать этого, – отозвался Алькасар. – Хелот рыцарь. Если он обещал, он сделает. Зря просила. Ты убила этим двоих. Знаешь как говорят: собрался мстить – копай сразу две могилы.
Сарацин еще раз взглянул на Моргана. Тот сидел, скорчившись на старой коряге, – бледный, со слипшимися светлыми волосами, один глаз смотрит прямо на них, и в нем застыло недоумение, второй, больной, бельмом таращится из-под скошенного века.
– Морган болен, – сказала Дианора. – Как я не
– Молчи. – Он сжал ее руку. – Не говори ничего. Ты правильно поступила. Я забыл. Морган убийца.
– Морган болен, – повторила она. – Быть может, я сумела бы его вылечить…
– Ты не видела, как он убивает. Они доверяют ему, ведь он их создал. Они безобразны, но он их такими создал. Они покорны ему, а он бьет по ним моргенштерном…
– Он убивает сам себя, – сказала Дианора. – Он хотел помочь мне. Он говорит, что спас меня от смерти.
– Может быть, – пробормотал Алькасар. – Он и меня спас. Но Морган сделал слишком много зла.
Владычица Оленьего Леса задумчиво ответила:
– Не делает зла лишь тот, кто вообще ничего не делает. Не действия избегать следует, но лишь неподвижности и отвратительной лености. Слушай историю. Был святой Сульпиций, мой крестный отец. И вот что он однажды сказал. К нему пришел на исповедь один рыцарь. Крестоносец, который много убивал и часто обнажал свой меч ради наживы. Он совершил множество преступлений и покаялся во всех. И святой спросил его: «Будешь ли ты еще совершать подобные непотребства, дитя мое?» И «дитя», по локти обагренное кровью, сказало: «Да, но сейчас отпусти мне грехи». И святой отпустил ему грехи и сказал: «Ты таков, сын мой, каков ты есть. В тебе слишком много жизни. Стало быть, не в том спасение твоей души, чтобы сидеть на месте. Кради, убивай, прелюбодействуй, но только не стой на месте, ибо нет ничего более смрадного, чем гниющая душа». И с тем уехал тот рыцарь.
– Какова же душа у Моргана, Дианора?
Дианора положила ладонь ему на губы, улыбнувшись, когда жесткая борода царапнула ей руку.
– У Моргана душа больна и истерзана. Но не гниет. Боль чиста. Боль, как огонь, – сжигает и оставляет чистый пепел.
Алькасар осторожно отвел ото рта ее руку и прикоснулся к ней губами.
– О чем ты говоришь, Дианора? Что может вырасти из пепла?
Дианора тряхнула головой, отбрасывая с лица золотую прядь.
– Из пепла может вырасти новый феникс, – сказала она.
Хроальмунд Зеленый встретил Хелота с Лохмором в нескольких милях от источника мудрости.
Первым заметил Болотного Морока дракон: внезапно Лохмор остановился, шерсть на его загривках поднялась, и он еле слышно зашипел.
– Что там, Лохмор? – спросил Хелот. – Что ты заметил?
Дракон ударом лапы разрыл мох и вытащил из-под коряги странное существо, покрытое чешуей. Оно имело жалкий вид. На чешую налипла грязь, кое-где к ней пристали клочья волос и пятна крови. Две чешуйки были сорваны,
– Ой! – сказал Лохмор, дурашливо цепляя его лапой и опрокидывая на спину. Существо пронзительно заверещало и принялось отчаянно размахивать ручками. Хелот заметил между трех растопыренных пальцев небольшие перепонки.
– Оставь его, Лохмор, – сказал он дракону и сел перед существом на корточки. Оно растянуло большой рот в плаксивой улыбке.
– Кругом дакини, – пробормотало оно, – только смерть, только убийство и жажда крови. Десять мудрецов отвернулись от нас.
И оно обреченно закрыло глаза большими морщинистыми веками без ресниц.
– Кто ты? – спросил Хелот.
Не открывая глаз, существо ответило:
– Хроальмунд Зеленый, Болотный Морок, из рода похмельных троллей, созданных в дурной час Демиургом нашим Морганом Мэганом, да будет проклято его имя, да будут преданы забвению его дела.
От удивления Хелот с размаху сел на сырой мох.
– Прости, Хроальмунд, я не вполне понял. Что значит «похмельные тролли»?
– Ну что тут объяснять? – Существо сердито уставилось на Хелота. – Ты хочешь убить меня. Так убивай поскорее и не докучай мне своими вопросами.
– Я вовсе не хочу убить тебя, – возразил Хелот. – Я служу замку Аррой и сейчас… – Он замялся. – Словом, Хроальмунд, я не враг тебе, если ты проклинаешь Моргана Мэгана.
– Я проклинаю Демиурга потому, что прежде поклонялся ему. А кто ты такой, чтобы проклинать его? Ты – жалкий дакини. Ты не понимаешь величия божества. Тебе недоступно представление о растоптанной вере.
– Да, – сказал Хелот, чувствуя, что начинает сердиться на это, казалось бы, безобидное и жалкое существо. – Мой Бог никогда еще не предавал меня, хотя я частенько забывал помянуть его в молитвах перед сном.
– Неважно, – отрезал Болотный Морок. – Похмельные тролли – одно из почтеннейших сословий мира Аррой, хотя по ряду причин мы вынуждены скрываться и вести тайный образ жизни. Нам ведома та сторона жизни Демиурга, что сокрыта от остальных. Мы – его пьяные кошмары, его ночной бред, его алкогольные муки, его подавленные эмоции и неудовлетворенные желания.
– Господи, сколько же еще вас, уродов, было создано в этом несчастном мире! – воскликнул Хелот, не удержавшись. – Морган разбрасывал свою созидательную силу налево и направо, и я сомневаюсь, чтобы он соображал, что именно он творит. Прости ему, Иисусе…
– Иисусе – это что за идол? – тут же прицепился Болотный Морок. Как только он понял, что опасность быть убитым ему не грозит, он уселся поудобнее на сыром мху и уставился на человека горящими глазами.
– Иисус – не идол, Он Сын Божий, – серьезно ответил Хелот.
– Гм. Думаю, демиурги между собой разберутся, – заявил Болотный Морок. – Не наше дело мирить их или что-то объяснять. Я хочу убить Моргана. Он оскорбил меня, мое племя, мою веру. Всю ночь я медитировал под взором Десяти Божественных Старцев и принял решение.