Хемингуэй в космосе
Шрифт:
Кингсли Эмис
Хемингуэй в космосе
Женщина смотрела на него, и он проделал еще один поиск. Снова ничего не вышло, но он знал, что один из них был где-то неподалеку. Так уж получается, что вы всегда это знаете. Через двадцать лет вы всегда знаете, когда один из них где-то неподалеку.
– Есть что-нибудь?
– Пока нет.
– Я думала, вы сразу сможете сказать, где найти этих тварей, - сказала она.
– Я думала, мы наняли вас потому, что вы сразу наведете нас на одну из этих тварей. Я думала, для этого мы вас и наняли.
– Ну, ну, Марта, -
– Никому не дано найти ксиба там, где его нет. Даже мистеру Хардакру. Мы можем наткнуться на них в любую минуту.
Она отошла от них троих у пульта управления, и ее бедра, обтянутые облегающими брюками, вызывающе покачивались. Сука ты, подумал вдруг Филипп Хардакр. Проклятая, капризная, нудная, безмозглая сука. Ему стало жаль молодого человека. Он был симпатичный парень, и он был женат на этой проклятой, безмозглой суке, и он слишком боялся ее, чтобы послать ее отсюда к чертовой матери, хотя видно было, как ему этого хочется.
– Он где-то поблизости, - сказал старый марсианин, поворачивая к Филиппу Хардакру более крупную и более седую из своих двух голов.
– Мы скоро увидим его.
Женщина прислонилась к борту корабля и посмотрела в иллюминатор.
– Не понимаю, для чего тебе понадобилось охотиться на этих чудовищ. Эти два дня мы могли бы прекрасно провести в Венуспорте, а мы томимся в этой стальной лоханке в двух световых годах от цивилизации. Ну что хорошего в ксибе, если ты даже его добудешь? Что ты этим докажешь?
– Ксиб является крупнейшей формой жизни в этой области галактики. Молодой человек был школьным профессором или чем-то в этом роде, и вы могли догадаться об этом по его манере разговаривать.
– Более того, здесь, в свободном пространстве, это единственное существо, наделенное способностью ощущать, и оно необычайно свирепо. Известны случаи, когда ксибы нападали на разведывательные корабли. Это самая жестокая из всех проклятых тварей, какие есть на свете, не правда ли?
– Да, пожалуй, - сказал Филипп Хардакр.
– Так оно и было, хотя было еще и многое другое: свобода, и звезды во мраке, и люди, крошечные в своих скафандрах и испуганные, и все же смелые, и ксибы, тоже крошечные перед лицом бесконечности, и холодная радость, если ксиб попадался подходящий.
– Вот он, - сказал старый марсианин своим свистящим голосом, склоняясь к экрану меньшей головой.
– Смотрите, леди.
– Не желаю, - сказала она, поворачиваясь спиной. По древним марсианским понятиям о чести это было смертельным оскорблением, и она знала это, и Филипп Хардакр знал, что она знала это, и в его горле была ненависть, но для ненависти не было времени.
Он поднялся от пульта. Сомнений не было. Новичок мог бы принять этот всплеск на экране за астероид или другой корабль, но через двадцать лет вы распознаете сразу.
– Надеть скафандры!
– сказал он.
– Выход за борт через три минуты.
Он помог молодому человеку надеть шлем, и случилось то, чего он опасался, - марсианин тоже достал свой скафандр и решительно втискивал в него заднюю пару своих ног. Он подошел к нему и традиционным жестом просьбы положил руку между двумя его шеями.
– Сейчас не твоя охота, Гхмлу, - сказал он на архаическом и церемонном марсианском языке.
– Я еще силен, а он большой и двигается быстро.
– Я знаю, но сейчас не твоя охота. Старики чаще бывают дичью, чем охотниками.
– Все мои глаза по-прежнему зорки, и все мои руки по-прежнему сильны.
– Но они медлительны, а должны быть быстры. Когда-то были быстры, но теперь медлительны.
– Хар-даша, твой друг просит тебя.
– Кровь моя - твоя кровь, как всегда. Только мысль моя кажется злою, старик. Я буду охотиться без тебя.
– Тогда доброй охоты, Хар-даша. Я жду тебя всегда, - сказало старое существо, применив ритуальную формулу покорности.
– Будем мы стрелять в этого проклятого кита или нет?
– Голос женщины был резок.
– Или вы с ним собираетесь свистеть друг другу всю ночь?
Он свирепо повернулся к ней.
– А вы вообще не суйтесь в это дело. Вы остаетесь на борту. Поставьте этот бластер обратно на подставку, снимите этот скафандр, - в горле у него пересохло.
– Если вы попытаетесь пролезть за нами в тамбур, я немедленно поворачиваю на Венеру.
– Мне очень жаль, Марта, но ты должна слушаться, - сказал молодой человек.
Два тяжелых бластера системы Уиндэма-Кларка были уже заряжены, и пока они стояли в тамбуре и ждали, он перевел оба на максимум. Затем наружный люк скользнул в стену, и они оказались снаружи, охваченные ощущением свободы, и бесконечности, и страха, который не был страхом. Звезды были очень холодными, и между звездами зиял мрак. Звезд было не очень много, и там, где звезд не было, мрак был бесконечен. Звезды и мрак вместе - вот что давало ощущение свободы. Без звезд или без мрака не было бы ощущения свободы, только бесконечность, но со звездами и с мраком у вас была и свобода и бесконечность. Звезд было мало, и свет их был мал и холоден, и вокруг них был мрак.
Он сказал молодому человеку по радио:
– Вы видите его? Вон там, в направлении той большой звезды с маленьким спутником?
– Где?
– Смотрите, куда я показываю. Он нас еще не заметил.
– А как он нас заметит?
– Это неважно. Теперь слушайте. Когда он бросится, вы успеете сделать один выстрел. Всего один, выстрел. Затем включайте ракеты на скафандре и летите вперед со всей быстротой, на которую вы способны. Это сбивает его с толку сильнее, чем движение вбок.
– Вы мне уже говорили.
– Я говорю вам еще раз. Один выстрел. У вас будет всего один выстрел. Приготовьтесь, он увидел нас, он поворачивает.
Гигантская прекрасная светящаяся масса сделалась узкой, когда устремилась на них, затем стала разбухать. Ксиб надвигался быстро, как все другие, которых он знал. Это был огромный быстрый ксиб и, видимо, достаточно подходящий. Наверняка можно будет сказать после первого броска. Ему хотелось, чтобы ксиб оказался подходящим ради молодого человека. Ему хотелось, чтобы молодой человек поохотился на славу на подходящего огромного быстрого ксиба.