Хемингуэй
Шрифт:
Теперь об отношении Хемингуэя к коммунистам. Хотя американские биографы утверждают, что он после испанской войны «перестал интересоваться политикой», и приводят в доказательство письма Перкинсу («я не партийный писатель») и слова, якобы сказанные Джозефу Норту: «Мне нравятся коммунисты как солдаты, но как проповедников их ненавижу», есть и другие свидетельства. В письме Рольфу, предлагавшему вступить в компартию США, Хемингуэй говорит, что не может принять партийную дисциплину, но по-прежнему считает, что «было прекрасно сражаться за то, во что мы верили»; он поссорился с Бесси и Вольфом, но других коммунистов — Дюрана, Рольфа, Хуана Маринелло — продолжал числить в друзьях. Наконец, он обожал «рыцарей плаща и кинжала» и в мечтах, возможно, видел себя Филипом Роулингсом. Хейнс и Клер считают, что он был «романтиком-дилетантом» и ему просто нравилось воображать себя шпионом. Так что мог согласиться, наверное. Но — согласился ли?
Если
Возникает версия, на первый взгляд абсолютно неправдоподобная, зато объясняющая это противоречие. В романе Грина «Наш человек в Гаване» герой, ради денег согласившийся стать резидентом разведки, в отчетах придумывает несуществующих агентов. А теперь вернемся к отчету Голоса. Он лично с Хемингуэем не встречался, донесение о вербовке основано на словах Джозефа Норта, человека, никогда не бывшего другом Хемингуэя, но, возможно, желавшего им казаться. Норт якобы упрекнул Хемингуэя за ошибки в «Колоколе», а тот извинился и сказал, что согласен на вербовку, дабы их загладить. Невозможно поверить, что Хемингуэй перед кем бы то ни было извинялся за свой роман, куда вероятнее другая сцена: Норт сказал Хемингуэю, что в его романе есть «ошибки», Хемингуэй ответил «Да пошел ты!», после чего Норт, не желая признать унижения, отрапортовал Голосу, что вербовка прошла успешно, а Хемингуэй, как персонажи Грина, не подозревал, что его «завербовали». Трудно в такое поверить? Что ж, мы еще будем возвращаться к этому вопросу.
В Гонконге Хемингуэи провели месяц. Пестрое сборище — гоминьдановцы, коммунисты, японские шпионы, британские военные — Хемингуэй писал, что опасность так давно висит над городом, что стала привычной и люди «веселятся без удержу». Познакомились с англичанином Абрахамом Коэном, много лет служившим в китайской полиции, — Хемингуэй собирался написать о его приключениях книгу. Коэн свел новых друзей со вдовой первого китайского президента Сунь Ятсена, он же рекомендовал, какой участок фронта выбрать для осмотра. В первых числах марта выехали в 7-ю военную зону гоминьдановской армии — в Шаогуань. Всюду грязь и неразбериха, ехать пришлось на лошадях, таких низкорослых, что Хемингуэй, по его словам, не мог понять, то ли он сидит на лошади, то ли несет ее. Военных действий не было, но в честь приезда американцев китайский генерал устроил спектакль, приказав открыть огонь по предполагаемым позициям врага, потом разыгрывались пропагандистские пьески — муж наслаждался обстановкой, жене казалось, что она попала в сумасшедший дом. В 1978 году Марта опубликовала мемуары «Путешествия в одиночку и со спутниками»; на основе ее воспоминаний и других материалов Питер Морейра в 2006-м издал книгу «Хемингуэй на китайском фронте: его шпионская миссия с Мартой Геллхорн», где описал, как мучительно было путешествие мужа с женой, абсолютно разных и по-своему неуравновешенных: Эрнест пил беспробудно, Марта приходила в ужас всякий раз, когда сталкивалась с «народом», который она любила только в теории.
В начале апреля приехали в Чунцин, военную столицу гоминьдановского Китая — комфортная жизнь в отеле отчасти примирила супругов. Марте нужно было сделать серию интервью с китайскими руководителями, начали с Чан Кайши. Хемингуэй нашел его «настоящим военным командиром», малоспособным к демократии, но — «война всегда требует диктатуры» (он не отличал военную дисциплину от диктатуры, хотя первая предполагает соблюдение правил, уставов и пусть специфических, но законов, а вторая их игнорирует). На обеде присутствовал американский посол Нельсон Джонсон, говорил о силе Китая, Хемингуэй усомнился, но потом, увидев, как китайцы ночью без освещения строят аэродромы для американских самолетов, писал, что они «способны на невозможное, как египтяне времен пирамид».
Встречались с несколькими гоминьдановскими военными чинами, но это была одна сторона, а нужно еще «прощупать» коммунистов — готовы ли они к сотрудничеству с Чан Кайши. Удалось пообщаться с представителем КПК Чжоу Эньлаем (по воспоминаниям переводчицы Анны Вонг, встреча произошла 15 апреля, тайно, в частном доме). Чжоу за два месяца до этого разговаривал с экономическим советником Рузвельта Лафлином Керри, который сказал, что финансовая помощь будет оказана при условии прекращения раздоров с Гоминьданом, теперь Чжоу спросил о том же Хемингуэя, тот ответил обтекаемо. Ян Жэньцзин, автор еще одной книги о пребывании писателя в Китае, приводит телеграмму Чжоу Мао Цзэдуну: «Согласно нашей беседе с Хемингуэем, у нас все еще много пространства для манёвра».
На другой день поехали в Мандалай, оттуда в Рангун и Куньмин, осматривали строящуюся Бирманскую дорогу, далее на юг, в Лашо. Вернулись в Рангун и там, не в силах больше выносить друг друга, разделились: жена поехала в Джакарту, муж в Гонконг. В «Пост меридиен» он написал, что город готов к обороне (его защищали британские войска), но в частных беседах говорил, что англичан «перебьют как крыс». (Он был прав — в конце года в Гонконге погибнет множество народа.) Встретил знакомого по Испании Рамона Лавалье, с ним совершил визит на фронт в районе Кантон, затем вылетел в Манилу, где пробыл несколько дней, отсылая корреспонденции в «Пост меридиен»: первая отправлена 10 июня из Гонконга, седьмая и последняя — 18-го из Манилы. Писал он о том, что русско-японские отношения не помешают СССР оказывать помощь Китаю, что Китай без поддержки вряд ли способен отразить агрессию Японии, что США и Англии следовало бы в собственных интересах пытаться остановить японцев и что пока японские войска увязли в Китае, Америка успеет подготовиться к возможной войне с Японией.
Прилетев в Вашингтон, воссоединился с Мартой — та, заразившись от мужа склонностью к несчастным случаям, была покалечена и больна. Отчитался перед Уайтом, был представлен полковнику Томасону из морской разведки (ветеран Первой мировой, очень понравились друг другу). Томасон был уверен, что японцы не рискнут напасть на Штаты, Хемингуэю удалось поколебать его оптимизм. Напомним, что встретиться с «завербовавшим» его Нортом он и не подумал. Из столицы поехали в Ки-Уэст, где у Полины гостили младшие сыновья, договорились, что дети приедут осенью в Сан-Вэлли. Вернулись в Гавану и там с радостью (по воспоминаниям Менокаля), как и все, кто не мог понять, на чьей стороне находятся русские, узнали о нападении Германии на СССР. 12 июля было подписано британско-советское соглашение о взаимной помощи. Эдвин Рольф, работавший в ТАСС, попросил сделать заявление. Хемингуэй отвечал:
«Ты знаешь, как я отношусь ко всяким заявлениям. Когда дело доходит до них, я становлюсь заикой. Они обычно начинаются словом „я“ и выглядят ужасно напыщенно, и писателю надо быть очень самоуверенным, чтобы производить их. Но если тебе нужно послать текст в Россию, то я напишу его как сумею. „Я с Советским Союзом на 100 процентов в его войне против нацистской агрессии. Люди в Советском Союзе сражаются и умирают ради зашиты всех людей, которые выступают против фашизма. Война в Китае показала, что ни один народ, знающий, за что он сражается, не может быть побежден, если сражаются все и если страна достаточно велика, чтобы можно было отрезать и окружить армию агрессора. Я приветствую Советский Союз и его героическое сопротивление“. Если это недостаточно ясно, можно усилить. Комментировать британско-советский договор не вижу смысла. Я думаю, что Британия выпестовала Гитлера, не позволив Франции его уничтожить (Хемингуэй обожал Францию и по неизвестной причине терпеть не мог Англию, поэтому свалил вину с больной головы на здоровую. — М. Ч.), и вооружила его для нападения на Россию, а нынешний договор с Россией для них временный и они денонсируют его, когда им будет нужно».
Текст Хемингуэя был воспроизведен в «Интернациональной литературе» в одном ряду с заявлениями Драйзера, Эптона Синклера, Генриха Манна, Уэллса и Хьюлетта Джонсона [40] : слово «война» в первой фразе заменили на «вооруженное сопротивление», «нацистов» на «фашистов», вместо «сражаются и умирают» оставили «сражаются». Упомянем сразу, что Хемингуэй в войну сделал еще ряд заявлений в адрес СССР. В 1942 году через ТАСС отправил в «Правду» поздравление к 23 февраля: «24 года дисциплины и труда во имя победы создали вечную славу, имя которой — Красная Армия. Каждый, кто любит свободу, находится в неоплатном долгу у Красной Армии. Но мы можем заявить, что Советский Союз получит оружие, деньги и продовольствие, в которых он нуждается. Всякий, кто разгромит Гитлера, должен считать Красную Армию героическим образцом для подражания». (С заявлением Хемингуэя соседствовало поздравление от кубинского президента Батисты.) В 1943-м в «Правде» было помещено его новогоднее приветствие (в компании Томаса Манна и Фейхтвангера): «В 1942 году вы спасли мир от варваров, сопротивляясь в одиночку, почти без помощи. В конце года мы начали сражаться в Африке. Это — символ обещания. Каждый человек в Америке будет работать и бороться вместе с рабочими и крестьянами Советского Союза ради общей цели — полного освобождения мира от фашизма и гарантии свободы, мира, и правосудия для всех людей».
40
Английский писатель, «марксист-христианин», много лет бывший настоятелем Кентерберийского собора.