Херсон Византийский
Шрифт:
Первым делом я вымыл руки и кинжал. Сразу стало легче. Выражение «умыть руки» для меня приобрело свой смысл. Поручив команде заниматься перевозкой на шхуну овец и коз, я поднялся по оврагу наверх, где остался на посту Гунимунд.
Он сидел на земле лицом к стоянке пастухов, прислонившись спиной к большому камню в начале спуска. На лице полная отрешенность. Я примостился рядом. Долго молчали.
– Впервые резал спящего, – вдруг признался я.
– Я тоже, – тихо молвил Гунимунд.
– У тебя лучше получалось, – похвалил я.
Он ничего не сказал, только сплюнул.
29
Овец
Мы вышли из гавани после захода солнца. Я наделся по светлому добраться до бухточки и посмотреть, не бродит ли там оставленная нами скотина? Всех забрать за один раз не смогли, хотя набили полный трюм, и по палубе трудно было протиснуться между баранами. Когда шли к городу, никто не направлялся к стаду со стороны осаждающих. Надеюсь, не раньше обеда обнаружили убитых и не успели собрать стадо, которое должно разбрестись.
Стемнело раньше, чем мы добрались до бухточки, поэтому проскочили ее. Возвращаться не стал, легче скот подогнать по пляжу. Вроде бы кто-то разгуливал по склону. Встали на якорь поближе к высокому берегу, чтобы скрывал нас, и меньше было грести до него. Приказал разбудить меня, как только начнет светать.
Алена чувствовала, что ночь прошла напряжно для меня. Догадывалась по трофеям, с чем это было связано, однако ничего не спрашивала. В сумках нашли из ценного тонкий золотой браслет в виде змеи и немного золотых и серебряных монет. Браслет подарил Алене, монеты предложил разделить, когда до конца разберемся со стадом, а всё остальное отдал готам и скифам. В постели набросился на жену, будто после годовой разлуки. Кончу, отдохну немного и опять лезу на нее. Запах крови врага – самый лучший афродизиак. Алена быстро взяла свое, а дальше только помогала мне и поглаживала рукой, будто успокаивала. Ее поглаживание я потом чувствовал и сквозь сон. Хорошая жена впитывает твою слабость, чтобы стать женственнее и сделать тебя мужественнее.
Проснулся я за миг до того, как в дверь каюты постучал Пифодот. Наверное, услышал его шаги. Я целый месяц бился, пока не приучил их не входить в каюту без стука и приглашения. Не знали они такой процедуры в принципе.
– Иду, – откликнулся я.
На баке уже звенела ключами Валя, открывая кладовку. Я повесил на нее замок, чтобы вино не исчезало. По берегу бродило несколько овец и коз. Бухточку закрывал мыс, не видно было, есть ди и там скот, но я не сомневался, что кого-нибудь найдем.
Быстро взбив мыло в стаканчике, побрился. Не могу ничего делать, пока не побреюсь. Чувствую себя не в форме, будто еще не проснулся. Команда в это время завтракала холодным вареным мясом забитого вчера бычка, запивая вином, разведенным водой. На одну часть вина две части воды – так принято у херсонских греков, а может, и у остальных тоже. Валя и передо мной поставила глиняную тарелку с кусками мяса и лепешкой
– Геродор, Пифодот и Агафон остаются на борту, принимают скот; Семен и Хисарн – в шлюпке; Скилур, Палак, Ваня и Толя ловят и проводят овец и коз; мы с Гунимундом – в дозоре, – распределил я обязанности и напомнил: – Всем надеть шлемы и кольчуги и взять оружие.
Мы с Гунимундом поднялись по склону, пересекли основание мыса и заглянули в бухточку. Засады там не было, а вот скот пасся на склонах. Я махнул скифам и молодым росам, которые ждали у шлюпки, что можно начинать отлов домашних парнокопытных. Мы сели на вершине бугра, откуда открывался отличный обзор местности, положили рядом арбалеты. Солнце вставало позади нас, потихоньку нагревало спины. Значит, к обеду будет жарковато.
– Почему ты ушел из армии? – спросил я гота, чтобы завязать разговор.
Он начал отвечать после паузы:
– Скучно там. Ни с кем не воевали, добычи никакой, зарплату задерживали иногда на полгода. И командир был никакой.
– Зато получил бы участок земли, – сказал я.
– Я – старший сын, получил бы надел отца, но отказался в пользу второго брата. Землю пахать – это не мое, – рассказал он.
– Рожденный биться пахать не будет, – перефразировал я Горького.
– Всадники, – спокойно, точно продолжал разговор, произнес Гунимунд.
– Какие всадники? – не понял я.
– Скачут в нашу сторону, – гот показал рукой направление на всадников.
Это был отряд человек в двадцать. Скакали они не совсем в нашу сторону, а к стоянке пастухов. Там уже кружило воронье, так что найдут быстро. А мои ребята поймали только по одной овце.
– Как думаешь, выйдут на нас по следу? – спросил я гота.
– Даже я бы вышел, а они кочевники, всю жизнь скот пасут, – ответил Гунимунд.
Я прикинул, что шхуну не будет видно с начала оврага, ведущего в бухточку. Даже если не справимся с аварами, то отпугнем их. Будет время погрузить больше скота.
– Потолкуем с ребятами? – предложил Гунимунду.
Он посмотрел на меня так, будто именно этого и ждал:
– Как скажешь.
Мы, пригнувшись, спустились с бугра к берегу. Я позвал тех, кто был на берегу:
– Все ко мне с оружием!
– Нам тоже? – спросил Семен.
С тех пор, как появилась Валя, боевой дух выветрился из него. Осталась только привычка подчиняться моим приказам.
– И вам тоже, – ответил я.
Расположил людей в кустах на обоих склонах оврага, объяснил каждому, в кого стрелять. Положим передних, а задние пусть скачут за подмогой. Кусты густые, колючие. Всадники нас здесь не возьмут даже в случае неудачи. Я спустился на дно оврага, осмотрел засаду. Если знаешь, кто где сидит, то увидишь. Надеюсь, заметят не сразу. Я поднялся наверх, выглянул из-за кривого деревца, растущего в самом начале оврага. Отряд неторопливо скакал к спуску в бухточку. Судя по броне, это не шваль, которой поручают пасти овец. Кони справные и без брони. Я вернулся к своим людям и изменил задачу: