Хевен
Шрифт:
Кэл набросал список гостей, включая всех сотрудниц Китти с мужьями, ее учеников по керамике. Он дал мне даже сто долларов, чтобы я могла купить ей подарок по своему выбору. На остатки я купила безделушек для украшения вечера – пустая трата денег, назовет это потом Китти, но я все-таки рискнула вызвать на себя ее гнев.
Вечер мы рассматривали в качестве подобия выпускному – для учеников ее кружка. Днем Кэл позвонил мне.
– Слушай, Хевен, не канителься с тортом. Я зайду в пекарню и куплю, все возни меньше.
– Нет-нет, – возразила я сразу. – В пекарне они
Я вздохнула. У меня никогда не было вечеринок, званых обедов. У нас в Уиллисе их ни у кого не было. Даже дни рождения мы отмечали, глазея на выставленные в витринах магазинов Уиннерроу торты, сделанные, возможно, из папье-маше. Я снова вздохнула, восхищаясь красивым тортом.
– Надеюсь, что и на вкус он такой же, как на вид, – добавила я.
Мы оба рассмеялись, Кэл сказал, что уверен в этом, и мы повесили трубки.
Вечер был назначен на восемь. Кэл собирался перекусить в городе, Китти тоже, потом она прилетит домой, чтобы переодеться к вечеру-«сюрпризу».
Я пошла в свою комнату, достала мамину куклу-невесту и посадила ее перед собой на кровать, чтобы она могла понаблюдать, как я одеваюсь, натягивая через голову изумительное платье из жоржета василькового цвета. Для меня кукла олицетворяла маму, и сквозь эти стеклянные глаза с восхищением, любовью и пониманием смотрела душа моей мамы. И я не заметила даже, как начала разговаривать с ней, когда расчесывала волосы и укладывала их в новом, более взрослом стиле, надевала платье, новые туфли и чулки (все это было подарком Кэла к моему шестнадцатилетию).
К шести часам я уже была готова к вечеру. Мне стало забавно, что я оделась так рано, словно ребенок, которому не терпится надеть обнову. Еще раз прошлась по дому и придирчиво все осмотрела. Люстру в столовой я украсила веселыми разноцветными ленточками, а Кэл привязал там утром, после ухода Китти, надувные шарики. Дом выглядел очень нарядно. От ничегонеделания и скучного ожидания гостей я стала уставать. Вернувшись в свою комнату, посмотрела в окно: вечерело сегодня очень быстро, потому что подкатили грозовые тучи и закрыли солнце, а вскоре стал накрапывать и мелкий дождик. В дождливую погоду меня вечно тянуло в сон. Я аккуратно прилегла на кровать, так, чтобы не помять платье, потом взяла в руки куклу-невесту и незаметно заснула, встретив в сладком сне маму.
…Мы бежали с ней в горах, и на ветру развевались ее блестящие светлые волосы, развевались и мои, длинные и темные. Потом у нее волосы сделались темными, а у меня светлыми, и я не понимала, кто я. Мы беззвучно смеялись, затем все стало постепенно замирать и замерло…
Я вздрогнула и проснулась. Первое, что я увидела – это выпученные желтые глаза очередной лягушки – подставки под растения. Что же меня разбудило? Я обвела глазами комнату, не поворачивая головы. Не эта ли золотая рыбка? Не этот ли слон-стол? Все некрасивое керамическое барахло, которое нельзя было продать или даже показать гостям, попало в мою комнату. И все эти уродцы почему-то стеклянно вылупились на меня.
Раздался мощный раскат грома. Почти тут же новая вспышка молнии осветила комнату и снова прогремело. Я крепче прижала к себе куклу.
Внезапно небо разверзлось. Привстав, я смотрела сквозь помутневшие стекла, как потоки воды побежали по улицам, а дома напротив стали такими расплывчатыми и далекими, словно находились в ином мире. Я снова прилегла на постель и свернулась клубочком, забыв о своем жоржетовом платье. С мамой-куклой в руках я снова погрузилась в дрему.
Дождь отчаянно барабанил за окном, заглушая все прочие звуки. Гром над головой гремел с такой силой, словно великан из сказки катал огромные шары и они со страшной силой сшибались друг с другом, вызывая громовые раскаты и мощные электрические всплески, которые с перерывом в несколько секунд озаряли темноту. Как волшебный кинорежиссер, я воплощала все природные шумы в своем сне…
…В тумане сна, более красивого, чем реальность, мы танцевали с Логаном в тени зеленого леса. Он стал постарше, и я тоже. И что-то рождалось между нами, меня пронизало каким-то электричеством, от чего сердце забилось быстрее, громче…
Из темноты вдруг вынырнула фигура, не в белом, как призрак, а в огненно-алом. Китти! Я села в кровати и протерла глаза.
– Так, – процедила Китти неприятным тоном, и буря за окном моментально притихла. – Вот что тут делает это отребье с гор! Разоделась и валяется на кровати.
Китти смотрела на меня с таким видом, будто в божественном гневе собиралась объявить о конце света. Что я сделала такого ужасного?
– Ты меня слышишь, идиотка?
На этот раз, когда она меня ударила, я вскочила. Как она может так относиться ко мне, когда я целый день вкалывала, чтобы приготовиться к ее вечеринке? Все, хватит мне этого! Надоело, в конце концов, слышать все эти ругательства, обзывания, все, я сыта этим по горло! Хватит бояться, пора быть сильной! Нет, я тебе не отребье с гор!
Дух восстания разгорелся во мне гигантским пламенем. Возможно, потому, что она смотрела на меня таким злым взглядом, который напомнил мне все случаи, когда она безо всякого повода била меня.
– Да, я слышу тебя, горлопанка!
– Что ты сказала?
– Я сказала: горлопанка, я слышу тебя!
– Что?! – переспросила Китти, громче и угрожающе.
– Китти-горлопанка, Китти-горлохватка. Каждый день слышу, как ты за стеной орешь мужу «нет». Что с тобой, Китти, ты от старости лишилась всякого аппетита на мужчин?