Хей, Осман!
Шрифт:
Осман был в тот же день, когда взята была Бурса, погребён в храме, который неверные именовали Манастир, преображённом в мечеть.
Во дворце, где прежде жил владетель Бурсы, теперь собрались на совет сыновья Османа. Торжественно вручили новому султану, Орхану, то, что оставил для него отец: праздничную одежду, походный мешок, солонку с крышкой, чехол для ложек и пару воинских сапог. Одежда сшита была из крепкого полотна, какое шло у франков на паруса, и на спине вышит был полумесяц большой. Также перешли к Орхану боевые стяги отца, алые и зелёные. Достались Орхану и несколько табунов добрых коней...
– Этим землям нужен правитель - пастырь народов!
– провозгласил Алаэддин.
– Самое важное наследство, оставленное нам отцом, - стремление к справедливости. Брат Орхан, отец доверял тебе при жизни
Прочие братья встали и окружили Орхана, приветствуя его.
– Я хотел бы, брат Алаэддин, - заговорил Орхан, - чтобы ты оставался при мне как мой ближний советник.
– Нет, - отвечал Алаэддин. И в голосе его послышались Орхану звуки голоса их отца, Османа!
– Нет, мой брат Ор- хан, я не гожусь для таких дел. Позволь мне заниматься тем, к чему тянется моя душа!..
Орхан помолчал совсем малое время, затем сказал:
– Я знаю, ты уже давно увлечён учением дервишей Бекташи. Должно быть, оно и есть то, к чему страстна твоя душа. Я понимаю тебя. Иди своим путём... Я знаю, все твои деяния были и будут на пользу государству османов!..
Так оно и сделалось. Орхан дал своему единокровному, единоутробному брату Алаэддину во владение местность Фотуре. Но более времени Алаэддин проводил в новой столице османов, в Бурсе. Там, в квартале Кюкюрдлю построил он дервишескую обитель; у ворот Каплуджа построил мечеть, и ещё одну мечеть - у верхних ворот. Также на его деньги построены были дома для многих людей Османа и Орхана, поселившихся в Бурсе...
Поздним вечером сидел Орхан в одном дальнем покое дворца прежнего владетеля Бурсы. Орхан велел призвать того самого рассказчика, который пел и рассказывал отцу Осману в последние дни великого султана Гази. Этот человек приехал в Бурсу вместе со многими, сопровождавшими тело Османа...
— Сегодня, — стал говорить рассказчику Орхан, — ты пой и рассказывай для меня, как пел и рассказывал для моего отца...
И Орхан слушал рассказы и песни, певшиеся ещё совсем недавно для его отца...
Моя красавица, чей тонок гибкий стан, О нежнорукая, кого ты избрала? Я от красы твоей любовным хмелем пьян. Нежноголосая, кого ты избрала? О мускусная лань, твой нежный облик мил, Твоя нагая грудь белей лебяжьих крыл. Ты, словно горлица, нежна, бела, О птица-лань, кого ты избрала? Ты розой дивною цветёшь в своём саду, Звездой упавшею мерцаешь ты в пруду, Я раб твой - милосердия я жду. О нежнокосая, кого ты избрала?.. [325]325
Народная песня. Перевод Н.Х. Романовой.
На другой день, вечером, Орхан призвал Михала и говорил так:
– Михал Гази! Слушай вместе со мной сказки и песни, как ты слушал их вместе с моим отцом Османом! Я поминаю отца не слезами и причитаниями, но песнями и сказками, которые он любил! А ты - живая память о моём отце!..
– Да, это так, - откликнулся Михал.
– Я - живая память, но я - увы!
– не вечная память! Умру я, умрут ближние сподвижники Османа Гази... Минует время Османа, отойдёт в область преданий, как отошло время Эртугрула, как отошли времена многих и многих правителей... Но ведь тот, кто при жизни думает о смерти, - живой мертвец! Потому будем поминать песнями и сказками человека, столь любимого и почитаемого нами!..
И звучали слова песен и сказок...
Грустно по земле скитаться, вдаль идя от дома к дому. Как и я, томясь любовью и тая в душе истому. Солнце, миру лик являя, дарит жар сиянья странам, Светит солнце всем пределам - каждый миг уже иному! Прежде верная подруга обо мне, скорбя, грустила, А теперь она враждебна, словно бы совсем к чужому! В сердце - горе и рыданье, от веселья отрешён я. «В чём мой грех? За что мне кара?» - я взываю к Всеблагому. Но повсюду взору сердца виден лик моей любимой, Даль над душами невластна - души видят по-другому!.. [326]326
Народная песня. Перевод В.С. Гарбузовой.
Затем сказал Михал Гази:
– И я хочу петь, султан Орхан! Отец Осман любил, когда я пел ему греческие песни. Ты знаешь, он звал меня «птицей»!..
И Куш Михал Гази громким голосом запел... И пусть давно уже миновало то время, когда голос его звучал юношески звонко; но и теперь этот голос звучанием своим напоминал Орхану явственно об отце...
Михал пел о греческой весне, душою уходя в пение; ощущая вдруг связанность духовную со своими предками, которую он мог бы представить себе в виде натянувшейся тетивы...
Вот зеленеют уже плодоносные нивы, и травы В розовых почках цветут всюду кругом на лугах, И в кипариса ветвях, сплетённых густо, цикады, Не умолкая, поют и услаждают жнецов, Чадолюбивые вновь под выступом крыши касатки, Гнезда из грязи слепив, маленьких нянчат птенцов. Море уснуло и лишь под веяньем нежным Зефира, Не поднимая волны, держит спокойно ладьи, Не разбивает кормы корабельной и в натиске бурном Пеною не обдаёт скал прибрежных прибой. Надо владыке морей, приводящему в гавань Приапу, В дар, мореход, принести триглы, кальмара кусок, Иль головастого ты на алтарь возложи ему скара И без опаски иди по Ионийским волнам... [327]327
Стихотворение Феэтета Схоластика, VI в. н. э. Перевод Л.В. Блуменау.
Орхан слушал, склонившись на малый столец, подперев ладонью щёку... Имена древних языческих богов греков воспринимали уши Орхана благозвучными и нежнозвучащими... Теперь Михал запел любовную песню:
Из года в год виноград собирают и, гроздья срезая, Вовсе не смотрят на то, что изморщилась лоза; Я ж твоих розовых рук, краса ты моя и забота, Не покидаю вовек, с ними в объятьях сплетясь. Я пожинаю любовь, ничего ни весною, ни летом Больше не надобно мне: ты мне любезна одна. Будь же цветущей всегда! А если когда-нибудь станут Видны бороздки морщин, что мне до них. Я люблю!.. [328]328
Стихотворение Македония. См. примечание 327.