Хей, Осман!
Шрифт:
Осман долго слушал, затем отпустил сказочника, которому щедро заплатили. Осман велел слуге призвать Михала Гази.
– Что, брат Михал? Я вижу в твоих глазах одно желание, ты хочешь, чтобы лекари вошли сюда. Но потерпи ещё немного... Садись рядом!..
Михал послушно сел.
– Я сейчас слушал историю Гарыпа и Шасенем, - заговорил Осман, - слыхал ты о них? Это хорошая сказка!..
– Не припомню, — отвечал Михал честно.
– Вот, не припоминаешь, и, может, и не слышал... И знаешь ли, что удивило меня сейчас? Я мог бы удивиться уже давно, я мог бы всю свою жизнь удивляться! Но удивился я только сейчас!
– Чудно!
– согласился Михал.
– Я понимаю все греческие наречия, но они очень-очень похожи...
Осман задумался, оба молчали. Михал увидел, как на глаза Османа навернулись слёзы; старческие слёзы, от которых набухают краснотой запавшие в морщины глаза...
– Ты навестил свою жену?
– вдруг спросил Осман.
– Мы с тобой ведь родные, я могу спросить тебя и о твоей жене!..
– Ещё нет, не был я дома, не побывал, - произнёс Михал сдержанно.
– Она знает о моём приезде...
– Сегодня побываешь дома! А Мальхун Хатун знает ли, что я здесь?
– Да.
– Что она говорит?
– Посылает своих служанок, чтобы спрашивали, когда тебе угодно будет позвать её.
– Мне угодно!
– Осман усмехнулся, покривив рот, также запавший, потому что уже недоставало многих зубов.
– Мне угодно! Пошли слугу в её покои; пусть передадут ей, что мне угодно видеть её, и скорее. Скорее вели передать ей и пусть скорее появляется здесь она...
Михал послал за Мальхун Хатун.
– Иди, сказал ему Осман, - иди в свой дом, отдыхай. Но когда отдохнёшь достаточно, приходи снова ко мне; хочу видеть тебя!..
Михал, наклонившись, попытался поцеловать руку султана Гази, но Осман отдёрнул руку и приказал:
– Целуй в губы, умирающих так целуют!
И Михал без возражений поцеловал крепко Османа в губы...
Осман представлял себе Мальхун, как она идёт сейчас к нему в сопровождении своей женской свиты... Но растворилась дверь - обе створки - вступила Мальхун, тучная, старая. Но лицо её не было сморщено жалостью; глаза её вдруг засияли радостной любовью. Осман протянул руки. Она села подле него, близко. Он обнял её одной рукой, запрокинул её на подушки и целовал её лицо... Затем отпустил; сам откинулся на подушки, закрыл глаза. Ни слова не сказали друг другу. Осман снова раскрыл глаза, посмотрел на жену.
– Позволь мне оставаться в комнате поблизости, - попросила Мальхун...
Он понимал, что и она боится его смерти. Она не хочет его смерти! О Аллах! Сколько людей хочет видеть его живым, а не мёртвым!.. А Мальхун боится уйти к себе, как будто в её силах не пустить к нему смерть!..
– Оставайся, - сказал он.
– Распорядись! Хорошо устройся!.. А теперь иди, я хочу побыть один!..
Она поклонилась ему с неожиданной для тучной женщины лёгкостью и вышла, затворив дверь...
Приехал верный Михал, снова просил у Османа дозволения привести лекарей,
– Да веди их, веди сюда!
– Осман хотел было махнуть рукой, но раздумал, отказался от излишнего жеста, решил беречь силы; знал, что силы ему ещё понадобятся...
– Веди, веди греков!
– ворчал Осман. — И смотри, смотри! Видишь, я не такой, как тесть мой покойный, шейх Эдебали! Он бы никогда не согласился лечиться у христиан!.. А для меня все люди моих земель - мои подданные...
–
– сказал Михал и рассмеялся. Осман глядел, смеялись глаза Османа...
Лекари пришли, осмотрели больного. Он послушно разделся, затем оделся снова. Один из лекарей посмотрел его глаза. Другой посмотрел мокроту в чашке и мочу в глиняном сосуде... Лекари посовещались, затем сказали Осману и Михалу, как надобно лечить больного...
– Если ты позволишь нам, господин, - все лекари - их было трое - кланялись, один из них говорил, - если ты позволишь нам, мы приступим к изготовлению лекарств...
Осман отвечал им по-гречески:
– Позволяю, приступайте!
– Он обернулся к Михалу и сказал так: - Позаботься, брат Михал, чтобы этим людям заплатили хорошую плату, и чтобы их не убили, когда я умру! Слышишь?! Чтобы не было никаких толков, будто меня отравили греки!.. Позаботься...
И Михал позаботился обо всём этом в своё время...
Лекарства скоро были готовы. Михал, Мальхун Хатун, сыновья Османа - все были рады хорошему действию лекарств...
Было предписано лекарями смазывать лоб и переносье смесицей, составленной из сока алоэ, шафрана, яичного желтка и уксуса. Головные боли у Османа почти прекратились и глаза слезились гораздо менее, чем прежде. Больному давали розовый мёд с водой; это лекарство уничтожило приступы жара и уменьшило жажду. Другие снадобья почти уничтожили кашель и колотье в левом боку, опухоль ступней также исчезла... Осман шутил:
– Этак я, пожалуй, и вправду поправлюсь!.. Что же тогда сделается? Я готовлю вас к моей смерти, а сам вот не умру! Но когда-нибудь я должен умереть! Что же я скажу вам тогда, когда стану умирать истинно? Мне скучно будет повторять то, что я вам уже сказал!..
Михал спросил лекарей, насколько серьёзно болен Осман:
– Я вижу, что он поправляется. Стало быть, его недуг несмертелен?..
Двое лекарей молчали, смущённые. Но третий решился и заговорил:
– Нет, господин, не стану скрывать, это смертельная болезнь. Я не хочу лгать вам. Эта болезнь заключается в чрезмерном увеличении некоторых внутренних органов, ведающих мужской силой. Также при этой болезни портится кровь и внутренности размягчаются [321] . Смерть бывает мучительной. Но мы сделаем всё для того, чтобы облегчить страдания султана Гази!..
321
...внутренности размягчаются...– Поданным некоторых хроник, возможно подумать, что Осман умер от гипертрофии предстательной железы, перешедшей в раковое заболевание.
«Я знал, что болезнь эта - смертельная!
– думал Михал.
– Это знает и Осман. Он не мог ошибиться! Он знает...» Далее не хотелось думать. Михал был моложе Османа, но понимал, что жизнь идёт под уклон, кончается. Умрёт Осман, бывший воплощением деятельной жизни Михала; умерли и ещё умрут многие сверстники Михала, сподвижники Османа. Умрёт и сам Михал... А не хотелось умирать!..
По приказанию лекарей привезли в особых кувшинах, в которых вода могла долго сохраняться, лечебную воду из горячих источников. В этой воде купали больного в большом глазурованном сосуде-корыте. Но всё же временное улучшение сменилось снова ухудшением. Османа мучили боли, волосы выпадали не только с головы, падали волосы бровей и ресниц...