Хей, Осман!
Шрифт:
– А почему же они не охотятся на этих лисиц?
– спросил Осман.
– Да они охотятся! Ходят на охоту. А среди виноградных лоз лисицу не поймаешь — живо скроется!..
– Мы охотимся на лисиц с ловчими птицами, - сказал Осман. Лицо его приняло выражение задумчивости. Перед внутренним его взором встали - одна за одной - картины многих охот, которыми он предводительствовал...
– Рассказывать ли мне дальше?
– спросил Григорис.
– Да, да!
– встрепенулся Осман. — Конечно, рассказывай... Что же случилось дальше с этой лисицей? Судя по её изображению, сделанному тобой, она была наделена человеческим разумом. Думаю, в жизни такого не бывает.
Григорис колебался.
– Рассказывай, рассказывай!
– поощрил его Осман.
– И вот, стало быть, одна лисица, та самая, которую я изобразил, как-то раз прибежала на виноградник. Она улучила время, когда сторожа отлучились, то есть ушли, то ли домой, то ли по малой нужде...
– Плохие были сторожа, - заметил Осман.
– Да, сторожа были плохие. И потому лисица беспрепятственно приблизилась к лозам. Одна гроздь, очень большая, висела совсем низко. Лисица легко могла бы достать её зубами и совсем уж было нацелилась, но увидела, что ягоды зелены. Она побежала подальше и видела, что и на других виноградных гроздьях, висевших так, что она могла достать их, ягоды зелены. Зато виноградины, висевшие высоко, уже поспели... И тогда лисица, поглядывая на них, сказала себе: «Эти ягоды тоже зелёные»!.. Вот и вся сказка!..
– Так она же не слепая была!
– воскликнул один из ближних спутников Османа.
– Зачем она так сказала? Ведь ягоды же были спелые. Она же видела это!
Григорис коротко усмехнулся.
– Она утешала себя. Ей очень хотелось винограда!
– Мало ли кому чего хочется! — бросил другой Османов спутник.
– Довольно!
– приказал им Осман. — Наш собеседник может подумать, что говорит с глупцами! Это ведь всего лишь сказка. Но я понимаю, что в ней есть некий смысл. Должно быть, всё дело в том, что не следует утешаться ложью, когда нечто, желаемое тобой, недоступно тебе!..
– Именно так, - согласился Григорис даже с некоторым воодушевлением.
– Прости моих спутников!
– сказал ему Осман.
– Они вовсе не глупцы! Они - умные люди. Но они не привычны к подобным сказкам. Наши кочевые сказки - просты, в них нет хитрого смысла! А если даже и происходит в наших сказках нечто такое, чего в жизни не бывает, всё равно возможно понять... В наших сказках разное случается. И люди превращаются в зверей; и даже в солнце, звёзды и луну превращаются. И знамения происходят чудесные. Но ты пойми, всё это попросту, честно, без хитрости... Сказки этого Эзопа хороши, но не для нашего простого ума! Ты уж прости!..
Старуха вмешалась в разговор:
– Григорис, сынок! Ты измучил гостей. Они добирались сюда сквозь снегопад. Да и не сюда вовсе они добирались, а в этот свой монастырь! И я тебе скажу сейчас, и тоже без хитрости скажу: не по душе мне, когда наши греки переходят в их веру! Не по душе, так и знай! Не хочу я обидеть наших гостей, а вот не по душе, прямо и честно признаюсь!
– Ты, матушка, не обижаешь нас! Нам твоя прямота приятна, - заговорил Осман.
– Ты, матушка, мне напоминаешь одного славного старика...
– Осман улыбнулся, вспомнив старого имама из Силле.
– Этот старик тоже не одобряет, если наши любопытствуют и хотят знать побольше о вашей вере. Я этого старика люблю крепко, хотя я знаю, он бы меня и сейчас не одобрил за то, что я сейчас здесь с вами...
Старуха смотрела на Османа чёрными глазами на своём лице старой женщины. И нельзя было понять, о чём она думает... А когда Осман кончил говорить, она всплеснула руками и сказала наполовину по-тюркски, а наполовину по-гречески:
– Ты не думай, гость, будто мы позабыли о гостеприимстве! Иди за мной. Этот монастырь ещё не доделан, монахов здесь нет. Но жить здесь можно! А если всего лишь несколько дней и ночей, то и подавно можно! Пойдём в кельи, отведённые под жилье тебе и твоим спутникам. Для тебя приготовлена малая келья, а для них - одна большая, где будет общежитие послушников. Туда принесут еду. А для тебя моя товарка Анастасо уже готовит кое-что вкусное!..
Осман вновь шагал следом за старухой, шёл под сводами каменными. Вдруг совсем темнело. Белый её платок помелькивал впереди. Старуха не имела с собой ни свечи, ни факела. Впрочем, идти оказалось не так далеко.
Однако, несмотря на путь недолгий, Осман успел на этом пути призадуматься. «В сущности, меня отрезают от моих спутников, - думал Осман.
– И надо ли спрашивать, зачем. Неужели мне суждено погибнуть так глупо и просто?.. Но всё же мне хочется верить этим людям! Но хороша ли дорога постоянной подозрительности? Не лучше ли поддаться своему чувству? И вот мне хочется верить этим людям и я буду верить им!..»
Старуха привела гостя в покой, где он увидел такое убранство, которое напомнило ему трапезную в монастыре святого Михаила. Здесь был поставлен стол и седалище-скамья, а у стены поставлена была широкая скамья, покрытая мягкими покрывалами.
– Что это?
– спросил Осман, указав рукою.
Старуха без улыбки отвечала, что это ложе для сна... Осман подумал, что спать на таком ложе, укреплённом на ножках и таким образом удалённом от пола, неприятно, должно быть!..
Старуха принесла скатерть и посуду. Затем пришла её товарка, неся за ручку длинную плоский металлический сосуд. В помещении распространился вкусный сладкий запах. Старуха Анастасо подала сковороду на стол и быстро выложила кушанье в сохан - миску. Осман взял нож и деревянную ложку, заранее приготовленные. Вина ему не подали, но подали кувшин с водой. Он налил в чашку. Затем принялся нарезать кушанье. Оно оказалось мягким по вкусу своему, с прибавлением каких-то плодов... Когда Осман спросил, из чего это приготовлено, ему отвечали, что приготовлено это из яиц жареных и плодов инжира, а также и мёд входил в это кушанье...
Осман съел всё, нашёл кушанье приготовленным и поданным очень хорошо. Старухи стояли перед столом, сложив руки на груди, и смотрели. Это, впрочем, не смущало гостя, потому что показывало, что они полагают себя в отношении гостя низшими. Он закончил есть и поблагодарил.
– Накормили моих спутников?
– спросил Осман.
Анастасо отвечала, что да, накормили...
Оставшись в одиночестве, Осман осмотрелся. Дверь нельзя было запереть. Но ведь он, по сути, даже и не знал, что это такое - быть при запертой двери. Он решительно снял с этого ложа на высоких ножках одеяла и покрывала и постелил их на пол. И поближе положил нож, вынув из ножен. Спал он крепко и проснулся рано. Быстро поднялся и снова уложил на постель одеяла и покрывала. Он спал, не раздеваясь. Теперь оглядывался. Приметил жаровню, но она была совсем холодная. Приоткрыл дверь и закричал:
– Хей!.. Хей!..
Затопали босые ноги. Прибежал незнакомый парнишка, замахал руками, делал знаки. Но Осман не понимал его. Парнишка ушёл. Осман хотел поскорее увидеть своих спутников. Снова прибежал парнишка, широко раскрывал чёрные глаза, таращился на Османа...
– Григорис... — повторял Осман.
– Григорис... Анастасо... Григорис...
Парнишка снова убежал и вернулся уже в сопровождении Григориев. Осман обрадовался человеку, с которым мог объясниться на родном наречии...