Хеймдалль
Шрифт:
– О, глядите-ка! Ульфхеднар! Прямо здесь! Воистину Один послал мне тебя! Давай ко мне, на моем борту должны сидеть самые свирепые войны, не медли, ну!
Ингольв равнодушно пожал плечами, а Хродмар чуть не пискнул от удовольствия и предвкушения.
– А это кто с тобой? – спросил Сидрок, упершись кулаками в бока.
– Брат мой, – тяжело вздохнул Ингольв.
– Ага! Так он должно быть такой же свирепый, как и… о-о-о! Что за топор? Сущее воплощение зависти карлов, чтоб их! Покажи скорей!
– Он кузнец, продолжает дело Дарри Доброго, – говорил за брата Ингольв.
Сидрок прикрыл
– Дам тебе столько золота, сколько ты сам весишь, только выкуй мне такой же, прям точь-в точь! По работе и мастера видно, вот уж точно!
Ингольв промолчал, а Хродмар забегал глазами, пробубнив, что это очень тяжело, потребуется много времени, да только при свете луны в таком-то месяце, в конкретном месте, и вообще подобное создается только раз в сто лет.
– Я знал, что мы поймем друг друга, – надул от удовольствия щеки Сидрок и вытянул руку, указав на свой корабль. – Добро пожаловать на моего змея!
Ингольв разглядывал соседние корабли, подумывая к кому же сбежать. Однако Хродмар заметил его изучающий взгляд и потянул за шею на борт Сидрока.
Они заняли места в самом хвосте, прямо у рулевого, который показался им немного странноватым. Если все группами из трех-шести человек о чем-то вели беседы, то рулевой сидел один, спокойный на вид, с вытянутым подбородком и длинными усами. Один был русый, а второй белый. Он стал пристально разглядывать новеньких. Хродмар не знал, что сказать, кроме как:
– Здравствуй, я Хродмар, кузнец.
Рулевой открыто протянул руку и глухим голосом произнес:
– И ты не болей, меня зовут Хавлиди Белоус, из Рогаланда.
– Добро, – Ингольв пожал ему руку.
– Прости, но не могу не спросить… – застеснялся Хродмар.
– Почему мой ус белый? Не стесняйся, – смешливо махнул рукой Хавлиди. – Важно доверять тем, с кем бьешься на одном поле. Дружина – одна семья, поэтому теперь…
Так он заговорил о вещах, известных каждому ребенку, причем надолго. Хродмару надоело это слушать, поэтому ему ничего не осталось, как прервать его.
– Ах, да, – опомнился Хавлиди. – Как-то раз рыбачил я недалеко от дома. Сижу все да сижу, а рыбы нет. Сижу себе сижу, а удочка не дергается. Так вот сижу-сижу себе…
– Мы поняли, – сухо вставил Ингольв.
– Хмурый ты какой-то, – заметил Хавлиди. – Так вот сижу-сижу… и так насиделся, что злость медвежья меня обуяла. Бросил удочку, да простит меня Ньёрд, опустил голову за борт и как крикнул: «Где рыбеха-то!?» Тут как выпрыгнула треска, белая как снег, тяп меня за ус и уплыла себе! Цвет мой украла! Сама стала темнее, а мой ус белым оставила.
Ингольв закатил глаза, а Хродмар нахмурился. Только он хотел было выразить сомнение, как рядом оказался Скьёльд Деревянный:
– Где твой отец?
– Дома, подустал старик, – ответил Хродмар.
Скьёльд развернулся было, дабы дойти до Бранда, но в эту минуту раздался призывной горн Сидрока: «Все на борт! Держим путь во Фрисландию, а оттуда пойдем вдоль Сены!» Скьёльд что-то забормотал себе под нос, повернув назад к своему кораблю, но потом снова остановился. Как же он бросит Бранда? Однако сквозь толпу провожавших протиснулся человек. Скьёльд прищурился и увидел приближавшегося Бранда с перекинутым через плечо мешком.
– Ну наконец-то! Я-то уж подумал было без тебя отправимся! – обрадовался Скъёльд.
– Да куда уж! – улыбнулся Бранд.
Он холодным взглядом оценил сына и, прежде чем направиться к кораблю Вестейна, грозно приблизился сперва к Хродмару и, совершенно не постеснявшись посторонних людей, громко рявкнул:
– Чтоб я тебя больше не видел в своем доме! Ищи себе другой приют! Не сын ты мне!
Эти слова прозвучали настолько холодно и безучастно, будто вправду были адресованы чужому человеку. Моряки принялись перешептываться, тыкая в него пальцами, кто-то не к месту звучно хихикнул. Бранд ушел на свой корабль, а Хродмар от испуга и стыда чуть было не потерял сознание. Такого унижения во всеуслышание он никогда не испытывал. А как же он вернется домой? Бранд ведь не шутил, это точно. Ингольв безучастно глядел в сторону, даже не думая утешить или поддержать Хродмара, считая, что тот получил по заслугам.
Проводив взглядом отца до соседнего драккара, Хродмар заметил там Вестейна Обуздавшего бурю, который бил себя в грудь, рассказывая одну и ту же историю: как он вывел из страшной бури свой корабль. Тогда Хродмару стало еще хуже, завяло былое воодушевление, он повернулся спиной к Хавлиди и плевать хотел на все его россказни, даже если они были правдивы.
Воины, попрощавшись со своими женами и детьми, погрузились на корабли, взялись за весла и отчалили. Толпа народа в разноголосицу желала им удачи, взывая к богам о помощи.
Олени моря отправились в путь.
III
Корабли вышли в открытое море. Сидрок встал на нос драккара, ухватившись за его змеиное горло. Сильный порыв летнего ветра вдарил ярлу по лицу и тот, воодушевившись, приказал поднять парус. Суровый дракон раскрыл свои крылья, морской вал разбился о его крепкое брюхо, окропив моряков каплями северного моря. Казалось, что корабль вот-вот взлетит и пустит густой дым из своих широких ноздрей – с такой скоростью он заскользил по волнам. Кольчужники дружно захохотали, а Сидрок принялся расхваливать на удачу в походе свой корабль:
– Ха-ха-ха! Лети-лети! Ломай хребты Эгировым дочерям 33 ! Рвись беспощадно напролом!
Моряки хором загорланили песню.
Тем временем братья убрали весла и с большим интересом принялись разглядывать сидевшего прямо под мачтой низкорослого, в чем-то уродливенького человека, лицом уже довольно пожилого, зато весьма здорового телом. Его лысый череп блестел на солнце, косматая борода стояла лопатой. Он раскрыл перед собой огромный серый мешок, чуть ли не с него размером, закрыл глаза, подняв голову к небу – веки заметно задрожали, между тем он спешно закопошился своими жилистыми руками в мешке. Не смотря на крепость и молодость его тела, спина была порядком сгорблена, должно быть из-за того, что он всюду таскал эту ношу с собой.
33
Дочери Эгира – волны.