Химера
Шрифт:
– Никакой я не художник, - отнекивалась она.
– Во всяком случае, себе я неинтересна.
Но я не собирался отпускать ее просто так; с искренней признательностью я исцеловал ее от макушки до подметок, чем она, вся изгибаясь, немало наслаждалась, побуждая ее рассказать, как далеко заходят стенные панно, ибо, хоть я сам и мог, как мне казалось, предсказать парочку следующих панелей, воспоминания о посетившей меня перед самой кончиной какой-то странной темной страсти оставались для меня все еще смутными, как и сам способ, которым я умер.
Она покачала головой:
– Завтра или, может быть, следующей ночью я расскажу тебе, если ты не догадался.
– Ее тон становился
– Как ты думаешь, что будет на следующей панели?
Я предполагал, что там будет воспроизведен знаменитый "музей скульптур" на Серифе, ныне - главная на острове приманка для туристов, который мы вчетвером - Андромеда, Данай, Диктис и я - вскоре посетили, - в том, что стало зациклившимся продолжением грезы. И возраст, и здоровье царя Диктиса клонились к закату, но он был вне себя от радости вновь увидеть источник и причину своей власти. Андромеда, непросолившаяся и посвежевшая, сбросила, казалось, в море пять лет и килограммов; она так и млела от любезностей своего все равно куда более молодого спасителя. Знаменитые статуи, конечно же, были отнюдь не скульптурными подобиями, а окаменевшими оригиналами Полидекта и его двора, навсегда обездвиженными прямо среди оскорблений и злословия, которые я парировал головой Горгоны. В центре восседал сам вероломный царь, все еще злорадно осклабившийся от своего заявления, что все мое утомительное приключение было с его стороны простой уловкой, чтобы от меня отделаться; что он никогда и не помышлял разделить ложе с кем-либо кроме моей златопрепоясанной матушки, каковую в настоящий момент он измором выкуривал из убежища, обретенного ею с Диктисом в храме Афины. Таковы были его последние слова; в восхищении я показал моим спутникам, что его язык по-прежнему прижат к зубам, извлекая тэту из N 'A, до эты которого он так и не добрался.
– Замечательно, - согласился юный Данай и добавил, в насмешку прижимая к зубам свой собственный язык: - Если дяде П. было сорок, когда ты его заморозил, и он шепелявит все ту же тэту двадцать лет кряду, вы с ним должны быть нынче примерно одного возраста.
Андромеда засмеялась, развеселившись в первый раз за целые месяцы; затем по предложению разбитного Даная они отправились на поиски чего-либо менее скучного, чем зрелище его окаменелых пращуров. Мы с Диктисом смотрели, как они уходят, моя жена - весело ухватившись за предложенный ее провожатым локоть; а затем обошли остальные фигуры, задумчиво произнося вслух имена людей и родов; на это у нас ушел остаток великолепного утра и часть дня. Вернувшись наконец к остывшей тени Полидекта, мы сделали несколько глотков из серебряных кубков Гиппокрены и без обиняков обменялись своими проблемами.
– Не могу сладить с парнишкой, - сказал Диктис, - и все из-за того, что у него никогда не было матери, а я уделял слишком много времени руководству правительством, чтобы быть ему надлежащим отцом.
Я посочувствовал, размышляя о растущем сопротивлении своих собственных сыновей, и спросил, кто же была Диктисова царица; послушав его беканье да меканье, я сменил тему, не без удовольствия заключив, что юный Данай был прижит им вне законного брака. Он полагал, что нам стоит прервать их тет-а-тет; я же вместо этого попросил еще вина и двумя кубками позже по секрету поделился с ним своими домашними проблемами и своим убеждением, что я каменею.
Диктис потряс головой:
– Просто костенеешь, как все мы.
С Андромедой, конечно, хуже некуда, сказал он; сам он почти рад, что так и не женился на той единственной женщине, которую любил, глядя, как редко удается чувству выстоять под натиском лет. В остальном ничем тут делу не поможешь, он посоветовал мне примириться с безлюбием и упадком.
– В таком случае лучше поздно, - сказал я и объявил за обедом собравшейся компании, что готов продолжить паломничество по своему же давнему пути. Если Андромеда не намерена отправиться вместе со мной…
Ее глаза сверкнули.
– Иоппа, и точка.
– По крайней мере посоветуйся с Афиной, - заклинал меня старый Диктис.
– Конечно, - сказал я, - Там, где я делал это раньше, в ее святилище на Самосе.
– "Где он учился жизни у искусства, - насмехалась надо мной Андромеда, - ибо там, на фресках в ее храме, изображены были все три Горгоны - змееволосые, свинозубые", бу-бу-бу да бу-бу-бу. Я знаю это наизусть. Я остаюсь здесь.
Младой Данай вертел в руках свой прибор.
– Как я слышал, молва гласит, - сказал он, - что после того, как ты в последний раз попользовал Медузу, Афина заново собрала ее, но на сей раз с некоторой разницей: теперь она, наоборот, обращает в плоть камень - вновь раскочегаривает старичье. Вам с папашей не мешало бы на нее поглядеть.
Вслед за его дерзостью за столом воцарилось всеобщее молчание, сменившееся всеобщим облегчением, когда я, не изменившись в голосе, поблагодарил его за сообщение. Если она отказывается сопровождать меня, сказал я на следующий день Андромеде, то пусть дожидается моего возвращения на Серифе с Диктисом в качестве дуэньи: я не желаю, чтобы она путешествовала без провожатых. В ответ она заявила, что сама себе хозяйка и будет поступать так, как захочет. Ну хорошо, ответил на это я, напомнив ей, однако, что и у независимости есть свои пределы; что, учитывая особенности наших нравов и прошлое, чем больше она становится сама себе хозяйкой, тем менее хозяйкой мне.
– Аминь, - произнесла, как принято в Иоппе, Андромеда.
– И я отправился в одиночку, - сказал я Каликсе, - и догадываюсь, что завтра увижу на стене всех нас в зале статуй: ухмыляющегося Даная, вперившихся друг в друга нас с Андромедой, трясущего головой Диктиса, Полидекта, шепелявящего свое N 'A.
Я ошибался, сообщила мне моя художница - не только в завтрашней сцене (которая оставила за очередной колонной все мною только что пересказанное), но также и в природе равенства между полами.
– Я знаю, - вздохнул я, неправильно ее поняв.
– Андромеда была права.
– Я имела в виду совсем другое!
– Каликса вскочила на свои шустрые колени.
– Взгляни, например, на меня: уж не скажешь ли ты, что я нахожусь в зависимости и подчинении? Одна или нет, я иду своим путем; вот почему я не выходила замуж. Ну что, доходит?
– Нет.
Она щелкнула мой бездарно провалившийся член.
– Ей-богу, придется нарисовать тебе картинку. Вместо этого она показала мне на следующий день очередную: меня самого уже за совещанием со скрытой под капюшоном женщиной в храме Афины, прямо под знакомым фризом Горгон; снаружи, у самого входа, пощипывал травку крылатый Пегас.
– Замечательно.
– Я всматривался в свою выпуклую партнершу.
– Такое сходство…
– Поди разберись - с этаким-то клобуком, - сказала Каликса, - но если это Афина, то, значит, Афина и приносила мне годами инструкции касательно всех этих сцен и в конце концов принесла сюда из пустыни и тебя самого. Со мной она всегда была очень любезна, но никогда не объясняла изображенное.
– Буду рад это сделать: поначалу я принял ее за обычную, себе под стать, просительницу…
Но Каликса напомнила о нашем негласном уговоре: