Химеры. Том 1
Шрифт:
Подхожу к Ладе, обнимаю за плечи. Она тянется ко мне: - На сегодня всё решил?
– Почти всё. Давай спать, Ладушка, завтра, то есть , уже сегодня, нас ждёт непростой день.
– О чём с Катей разговаривал?
– На охоту идёт.
– С ума сошёл, её акулы сожрут!
– Её Егор страховать будет.
– Что?!
– у неё округляются глаза.
– Я запрещаю!
– неожиданно восклицает она, в её глазах появляется влага.
– Ну, вот. Началось, - злюсь я.
– Впредь, дорогая, не рекомендую вмешиваться в мои дела. Вчера произошёл несчастный случай, об акулах, пловцы не знали, поэтому беспечно охотились на больших глубинах, сейчас, надеюсь, проявят осторожность, не дети. Поняла? Нам нужна еда,
– я целую её в щёку.
Она всхлипывает, но руку пожимает. Смирилась, значит. Лада и без меня всё прекрасно соображает. А что делать, мы новички в этом мире, без жертв, не обойдёмся.
Уложили сонного Ярика на одеяло, а сами пристраиваемся рядом. Все спят. Это хорошо, значит, эмоции не повлияли на отдых. Под несильное похрапывание Игната и тестя, погружаемся в крепкий сон.
Гл.3.
Сон как спасение, ухнул в него, как рыба в омут. Ничего не снится ... хотя нет, несусь в чёрной трубе, вокруг бушуют огненные вихри, испытываю состояние невесомости, мне кажется, меня сейчас вытолкнет в открытый космос ... но страха нет, лишь ожидание. А вот и космос, меня выплёвывает из трубы, словно надоедливую муху, растопырив руки, плыву в безвоздушном пространстве, я полностью обнажён, тело едва светится зеленовато призрачным огнём, а мой шрам на плече, напротив, сияет ослепительным огнём - он действительно напоминает корону. Впереди Вселенная, наполненная мириадами холодных звёзд, им безразличен мой восторг, а мне кажется, я могу всё! Едва поворачиваюсь, и уже несусь в сторону туманной галактики. Над головой вспыхивают звёзды и исчезают за спиной, затем всё сливается в цветные полосы, а ещё мгновение, я оказываюсь в странно пульсирующем световыми пятнами, пространстве. Мне понятен этот феномен, я многократно обогнал свет и это вызывает щенячий восторг. Но скоро в душе шевельнулось беспокойство, ползёт страх, мне стало казаться, что меня завлекают в какую-то ловушку, пора поворачивать назад, изгибаюсь, но тело не слушается, лишь вспыхнул болью шрам, корона разбрасывает огненные искры. Возникает паника, наверное, я кричу, мне одиноко в этом мире без времени. Но вот снова вокруг горят звёзды, полёт прекратился, меня окружают незнакомые созвездия. Внезапно вокруг меня будто расплёскиваются чернильные кляксы, и я оказываюсь окружённым злобными химерами, невыносимо пахнет аммиаком. Неужели так выглядит смерть?
– Никита!
– звучит требовательный голос, пространство пошло рябью, химеры засуетились, открывают кто клювы, кто пасти.
– Просыпайся!
Сон сдёргивается, как полотно с памятника, резко открываю глаза, глупо моргаю, не могу понять, что тут делает рожа Аскольда.
– Ах, это ты, - с облегчением выдыхаю воздух, озираюсь по сторонам, блин, я в прошлом! Полностью просыпаюсь, аккуратно выбираюсь из-под руки сладко сопящей жены, накрываю махровым полотенцем сына, встаю, с недоумением смотрю на Аскольда, сейчас раннее-раннее утро, море на горизонте едва окрасилось серостью.
– Что так рано? Дай еще пару часиков поспать.
– Долговязый приполз.
– Какой долговязый?
– не сразу понял я.
– Тот, кто тебя топориком отметил.
– Почему приполз?
– я с трудом соображаю.
– Он, что, один?
– Да и так изранен, удивляюсь, как ещё живёт.
Я начинаю понимать, что произошло, сон полностью слетает, сердце сжимается болью: - Все погибли ... и дети?
– Похоже на то, - кивает Аскольд.
– Где он?
– ярость поднимается из груди и клокочет у горла, хочется по-звериному
– Ты успокойся, он и так не жилец, - Аскольд вздёргивает бороду.
– Вон он, Семён ему первую помощь оказывает.
Подхожу, Семён поворачивает ко мне лицо: - Не могу остановить кровь. Ты мне поможешь?
– Могу яду дать, - скривился я, но присаживаюсь на корточки, клятва Гиппократа всё ещё действует в моём сознании. Щупаю мужчине живот, поднимаю глаза на Семёна.
– Что, кровь в брюшину идёт?
– догадывается он.
– Надо делать полостную операцию, - киваю я.
– Кто его так помял?
Аскольд наклоняется, с интересом осматривает окровавленное тело: - Успел сказать про медведя и отключился.
– Шансов нет, - резюмирую я.
– Может, стоит попробовать?
– вздыхает Семён и тряпкой промокает страшные раны, стараясь остановить кровь.
– Он в бессознательном состоянии, - сам себе говорю я, - что ж, боль не почувствует, давай скальпель.
– Можно я понаблюдаю?
– спрашивает Аскольд.
– Водка у нас ещё осталась?
– сурово глянул я на него.
– Выпить хочешь?
– Аскольд явно дурачится, я укоризненно качаю головой.
– Есть немного. А не жаль расходовать на этого козла?
– Прежде всего, он человек, а лишь потом ... козёл, - у меня сейчас нет злости к долговязому, он почти покойник.
Аскольд выудил из кармана водку: - Знал, что она пригодится.
– Лей на руки, - приказываю я. Затем смачиваю в водке, благоразумно приготовленные Семёном тряпки и, решительно беру скальпель.
– Надо его привязать, - забеспокоился Семён.
– Не стоит, думаю, он не очнётся, много крови потерял, - я делаю решительный надрез, живот расползается в разные стороны, водопадом хлынула тёмная кровь.
– Промокай, - тороплю Семёна, а сам пытаюсь нащупать разрывы, нахожу, выхватываю у Семёна крючковатую иглу, с хрустом вонзаю в истерзанную плоть, делаю первый шов, завязываю узелок, быстро второй и так далее. Кровь перестаёт сочиться, но не факт, что операция успешная, практически он уже мертвец - сердце начинает работать с перебоями, в любой момент остановится: - Суши рану!
– резко говорю я.
– Теперь сшиваем живот.
– Какой прогноз?
– с любопытством спрашивает Аскольд, задорно тряхнув бородкой.
– Никакого, - хмуро говорю я и делаю глоток из бутылки, водка обожгла желудок, но спокойствия не приносит.
– Каков придурок, сколько людей погубил, а сейчас и сам помрёт, - я щупаю пульс, удивлённо хмыкаю: - А ведь, восстанавливается!
– Вы гений!
– с восторгом произносит Семён.
– Сейчас не об этом, - отмахиваюсь я, вышло это комично, Аскольд усмехается: - Ты всегда был очень скромным, - он дружески хлопает меня по плечу.
– Это так, - я улыбаюсь. Почему-то рад, что спасаю жизнь этому никчемному человеку.
Настроение пятибалльное, усталости, никакой, щебечет ранняя птаха, от моря веет свежестью, солнце несмело окрашивает горизонт в нежно-лиловые тона, и только сейчас понимаю, что мой шрам на плече совсем не болит.
– Посмотри, что там, - я сбрасываю куртку и снимаю рубашку. Семён разматывает повязку и глупо хлопает глазами.
– Чего уставился, как баран на новые ворота?
– удивляюсь я.
– Так ... зажило всё, вот, только шрам светится ... или мне это кажется, - замешкался он.
Я и сам вижу, корона несильно светится: - Наверное, инфекция попала, - озабоченно произношу я, с такими явлениями ещё не сталкивался.
– Но рана действительно полностью стянулась, выдергивай нитки.
Семён их ловко удаляет и шрам гаснет: - Удивительно!
– восклицает он.
– Какие-то бактерии, определенно, способствуют заживлению, - неуверенно произношу я.
– Надо антибиотик вколоть, - беспокоится Семён.
– Лучше этому сделай, - киваю я в сторону раненого, который едва дышит.