Химеры
Шрифт:
Надо вернуться в Полночь и расспросить альмов, нет ли Сэнни среди мертвых. Но как туда попасть? Разве что на погребальной ладье. И пожелают ли альмы ответить. Киаран с ними общался, а сам Анарен — никогда. Незачем было.
Мелькнула шальная мысль — а вдруг альмы знают, что от него хочет Холодный Господин. И ответят. Он выполнит и перестанет скитаться из века в век, как неприкаянный кусок прошлого, никому ненужный и неинтересный. Мертвый принц, потухшая звезда. Нежеланный родственник.
Анарен вспомнил, что фоларийский мальчишка просил его купить билеты на поезд, как плату за поиски. Интересно,
Принц чувствовал опустошающую усталость от своих скитаний. Погода тоже не радовала. Сентябрь в северных областях Дара был золотым, алым, коричным, медовым, все еще зеленым и ярко-голубым. Здесь уже полуоблетевшие жухлые кроны с темными линиями ветвей уныло торчали на фоне серого, набрякшего сыростью неба. Обшарпанные, еще и полночью подранные, дома, заклеенные окна, грязища и разъедающая ноздри вонь с морского побережья — осенние ветры приносили охапки водорослей, дохлой рыбы и моллюсков.
Если бы мог, слег бы с гриппом на пару недель, тоскливо подумал Анарен и побрел на вокзал, применять полуночные способности. Без них билетов сейчас не достать ни за какие деньги.
Ньет ждал его, как и договорились, под часами на маленьком местном вокзале. Рядом переминалась с ноги на ногу встрепанная фоларица, куталась в брезентовую куртку — с хмурого неба накрапывал дождь.
— Я же говорил, что мы изменчивые, — ответил Ньет на невысказанный вопрос. — Сажал ее на пол, а сам с чем-нибудь вкусным на подоконник забирался и дразнился, вот ноги и отросли меньше, чем за полдня. А… билеты ты купил?
— Купил, и даже на троих, — ответил Энери. — Крики радости можно не издавать и вообще мы едем в разных купе.
— Вот и хорошо, что в разных, — обрадовался Ньет. — Давай их сюда. Между нами больше долгов и обязательств нет. Пошли, Белка.
— Как ты ее зовешь?
— Да как угодно, лишь бы о море не напоминало, иначе хвост опять отрастет. Она уже и слова немного понимает, и говорит даже. Среди людей наверное быстро обвыкнется.
Фоларица посмотрела на Энери таким великолепно пустым взглядом, что он усомнился в том, что небесное создание вообще понимает, где находится. Хотя стояла она на новообретенных ногах довольно твердо, уцепившисьза руку фоларийского мальчишки. Парочка хоть куда — растрепанные, кое-как одетые, оба смотрят с опаской и подозрением. Хоть бы спасибо за билеты сказали…
— Хлеб, — потешно растягивая гласные, произнесла фоларица. — Селеоодка. Ты пло-хой.
Анарен душераздирающе вздохнул, сунул мальчишке нечестным путем добытые билеты и пошел искать свое купе.
Гваль напряженно всматривался в дорогу, сетка трещин змеилась по стеклу, сильно ухудшая обзор. Острое лезвие у горла прелести путешествию не прибавляло.
— Быстрее.
Голос негромкий, мужской. Низкий, хотя и очень молодой.
Гваль напрягся в ожидании нового болезненного рывка ремня, молча вывернул руль, ударил по тормозам. Машину в который раз за сегодня рвануло в сторону, занесло, непрошеного попутчика отбросило, нож тоже, Гваль выхватил из кобуры пистолет и дважды выстрелил через спинку сиденья, не целясь. За спиной вскрикнули, потом застонали. Стало тихо. Гваль машинально прижал ладонью щекотную струйку, ползущую из длинной ссадины на шее. Включил свет, обернулся.
Кто-то скрючился на кожаных подушках, зажав живот, блеснули оскаленные зубы. Копна черных волос с блестящими заколками. Синие полосы и узоры на треугольном лице, чуждые, странные…
Гваль выругался, на лбу выступила испарина — закутанная в меха фигурка на заднем сиденье была такой маленькой и жалкой, что показалось — застрелил ребенка. Распахнул дверь, выскочил, сунулся в салон — нет, не ребенок, подросток. Черный блестящий нож тенью выделялся на светлой обивке, рядом натекала темно-красная густеющая лужица.
— М-м-м, — простонал неудачливый угонщик. — Собаки… Надо ехать…
Гваль остервенело копался в аптечке, выискивая бинт и противошоковое.
— Скорее… собаки… — мальчишка переглотнул, зажмурился, скрючился еще сильнее. — Ехать… быстро. Порвут тебя. Соба-аки…
Он коротко вздохнул и, похоже, потерял сознание.
Гваль кое-как разжал его пальцы — слишком тонкие для человека, с когтями изогнутыми и заостренными, как у птицы. Удивляясь себе, дернул бронзовую пряжку — пропасть, что за одежда! — распутал узел на поясе, затолкал под одежду марлевый тампон. Прислушался — из темноты за машиной послышался отдаленный лай, мерный, металлический. От этого звука приподнялись дыбом волоски на загривке. Собаки, действительно. Много. Бегут сюда.
Пришелец заметался и застонал перекатывая голову по спинке сиденья, схватил Гваля окровавленной рукой за запястье, острым царапнуло кожу, ожгло болью.
— Скорее… ехать… надо…
Гваль вырвал рассаженную руку, вслушался внимательнее, оценил скорость, с какой приближался лай. Кинулся за руль, завелся и с трудом вырулил на дорогу.
Видимость была ни к черту, машину бросало из стороны в сторону, но Гваль выжимал из нее все, что мог. Надо хотя бы добраться до условно-доступного, согласно карте, жилья. Если там не снесены Полночью крыши и что-то осталось от стен. Укрыться от преследования, а потом уже разбираться с этим… подарочком. Ничего себе. Что это за тварь свалилась ему в машину. И как он смог в нее забраться, говорят же, что полночь не может войти в дверь без приглашения. Или арендованная машина не считается? Или он — не полночь? Если серебряный обломок — его оружие, то мальчишка не демон.
Лай не приближался, но вроде бы и не отдалялся, шум мотора не мог заглушить мерный, леденящий душу звук.
Поселок, пустой, покинутый людьми, показался внезапно. Гваль свернул в сторону от основной дороги, поехал по проселочной, поглядывая по сторонам. Никого. Ни огня, ни светящегося оконца. Он наугад затормозил около одного из черных, неприветливых домов, накинул бушлат, выбрался из машины, толкнул калитку. Незаперто. Пошел по засыпанной гравием тропинке, чутко прислушиваясь и держа в одной руке оружие, а в другой — прихваченную из машины монтировку. На волосы сеялась липкая морось, изломанные очертания пустого дома темнели впереди.