Химия без прикрас

agross

— Что вы делаете, она же его убьет! — раздался сбоку чей-то голос, но кричавшего быстро заткнула Лидочка, а потом, судя по удаляющимся крикам, его вовсе вывели из зала.

Если честно, мне было страшно так, что, казалось, мое сердце гудит в голове, а не там, где ему положено. Руки, потные от волнения и слегка дрожащие, расстегнули рубашку, и я, прислонив ухо к его рту, положила ладонь на грудную клетку, как это делал Дмитрий Николаевич на вызовах. И, стараясь сосредоточиться не на своем перепуганном насмерть сердце, а на Степанове, попыталась понять, дышит ли он.

— Да

заткнитесь, черт возьми! — воскликнула откуда-то Фаня, и общий гул немного стих. Я страшно боялась ошибиться, сделать что-то не так, но, как мне показалось, дыхания не было. И пульс не прощупывался. А, посмотрев в лицо Степанова и увидев его синюшные губы, я и вовсе испугалась, что опоздает не только скорая, но и я.

— Ника! — закричала я, а потом быстро оглянулась. — Отойдите, пожалуйста, — я выставила перед собой дрожащую руку, а потом, дважды выдохнув ртом, чтобы собраться, разделив грудину от солнечного сплетения на три равные части, приложила к сердцу сложенные друг на друга руки и, прежде чем начать впервые в жизни откачивать человека, снова позвала свою одноклассницу:

— Ника!

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Я считала вслух, совершенно не осознавая, что пугаю своим дрожащим голосом всех, кто стоит вокруг, вспоминая, как Дмитрий Николаевич давал мне читать о принципе сердечно-легочной реанимации на дополнительных уроках. Я настолько сосредоточилась на своих действиях, что, только когда досчитала до тридцати в первый раз и накрыла рот Степанова своим, услышала, как кто-то опять кричит, что я его убью.

Раз, два, три, четыре…

Около меня послышались жуткие рыдания, а потом рядом опустилась Королёва. Я понимала, что, возможно, это ничего не изменит, но сама была так напугана, что боялась упустить что-то важное. Что-то, что будет стоить Степанову жизни. И тогда я действительно его убью. А если перестану пытаться качать кровь, то убью его своим бездействием.

— Лидия Владимировна, считайте, пожалуйста, вслух, — быстро попросила я и снова начала массаж сердца. Классная тут же принялась отсчитывать каждое мое нажатие четко и громко. А Ника около меня затихла и несмело дотронулась до моего плеча.

— Ник, он принимал что-то?

— М-м, — утвердительно промычала Королёва, титаническими усилиями сдерживая рвущиеся наружу рыдания. А потом она вздохнула и, собрав волю в кулак, объяснила:

— Я не знаю, что, он вчера мне говорил о чем-то, но я не слушала, а сегодня я его бросила, и он… Он раньше ничего такого… А сегодня… Он обследовался ведь где-то постоянно, ходил с такой штукой дома, к сердцу присоски там такие… Я думала, чтобы от армии откосить…

— Поняла, — коротко ответила я и снова накрыла его рот своим, вдыхая в Степанова кислород, когда Лидия Владимировна досчитала до тридцати. Я потянулась к его шее и, не нащупав пульса, опять опустила руки на его сердце.

Я снова принялась считать, и Лидия Владимировна вместе со мной. Я не видела, как увели Королёву, которая заплакала навзрыд, я не видела, как вокруг стояли мои одноклассники, родители, учителя…

Я чувствовала только дрожь в своих руках, в своем голосе и холодный липкий страх. Страх, что прямо сейчас

я могу не спасти человека. Страх, что Степанов не дышит… Я будто качаю безвольную куклу…

Двадцать, двадцать один, двадцать два…

— Пропустите скорую! — послышался властный мужской голос, и внутри меня будто что-то рухнуло вниз. Возможно, это была груда камней, упавшая с моих плеч. Но я продолжала качать, боясь отнять от одноклассника руки.

Двадцать девять, тридцать.

Мы досчитали с классной в унисон, и я опять принялась вдыхать кислород. Но затем почувствовала, как кто-то настойчиво оттягивает меня назад.

— Отойди, — раздалось над моим ухом. Подняв глаза, я увидела незнакомого мужчину с густыми усами, который отпихнул меня в сторону и, накрыв нос и рот Степанова мешком, сделал два искусственных вдоха.

Я отошла и смотрела, как скорая, убедившись в отсутствии пульса и дыхания, продолжила реанимационное мероприятие. Фельдшер раскрыл чемодан и, задрав рукав рубашки, что-то вколол Степанову. «Адреналин», — пронеслось в моей голове.

— Есть пульс, — громко сказал фельдшер, и они начали торопливо сворачиваться.

— Повезли, — ответил усатый. — Родители, классный руководитель, кто сопровождает?

— Я поеду, — ответила Лидия Владимировна, а потом посмотрела на меня. Я стояла, сминая руки, смотря, как губы Степанова постепенно приобретают не такой синий оттенок.

— Что произошло, он что-то употреблял? — строго спросил врач. — Сколько без сознания? Сразу качать начали?

— Марина, — Лидия Владимировна протянула ко мне руку, и я несмело вышла к бригаде, ощущая, как ноги налились свинцом. — Сколько… — классная попыталась меня спросить, но все последующие слова от волнения застряли у нее в горе. Она смогла только выдохнуть, потерев ладонью лоб, и зажать рот рукой, потому что на ее глаза навернулись слезы.

— Я не знаю, когда он отключился, говорят, он что-то принял, что, мне неизвестно, — начала рассказывать я. — Я не уверена, но он вроде бы сердечник, — после этих слов врачи закивали. — Качала около четырех-пяти минут. Я не засекла…

— Больше, она больше откачивала его…

— Не вы проводили реанимацию? — снова спросил Лидию Владимировну врач, и классная помотала головой из стороны в сторону.

— Она, — ответила Лидия Владимировна, держа меня за плечи, а я почему-то под строгим и внимательным взглядом врача скорой помощи потеряла дар речи. Снова вернулся этот страх, будто я сделала что-то не так… Но ведь появился пульс, а это главное…

Почти все ребята, держась на приличном расстоянии от врачей, высыпали во двор, провожая Степанова до реанимобиля. Лидия Владимировна шла ближе всех, держа меня под локоть, молча, растерянно оглядываясь и искоса посматривая на меня. А я таранила взглядом синюю форму докторов и ощущала, как покалывает кончики пальцев.

Погрузив Степанова в машину, врач, прежде чем зайти следом, повернулся к нам и, положив на мое плечо тяжелую ладонь, ободряюще сжал ее.

— Молодец, спасла его, — уверенно сказал доктор. — Молодец, — еще раз кивнул он, а потом повернулся, пропустил Лидию Владимировну и, сев в машину, закрыл дверь.