Химия без прикрас
Шрифт:
Я смотрела вслед уезжающему реанимобилю, который, включив мигалку и сирену, быстро развернулся и покинул лицейский двор. Я провожала взглядом огни до тех пор, пока они не скрылись за поворотом, а потом молча опустилась на ступеньки лицейского подъезда и положила руки на колени, тупо на них уставившись. На раскрытые, до сих пор трясущиеся ладони упала слеза. Это моя? Еще одна. Я шмыгнула носом и закрыла лицо руками, понимая, что вся моя хладнокровность рушится сейчас, в одно мгновение. И, когда я заплакала в голос, то почувствовала, как кто-то
— Пойдем, — послышался голос Жени у самого уха, и я, повиновавшись, встала со ступенек. Подняв глаза, я увидела перед собой толпу, которая теперь уже стояла вокруг меня. Женя, все еще обнимая меня за плечи, повел меня вперед.
— Марин, пока, — кто-то дотронулся до моего пиджака.
— Пока, Марин, — чье-то прикосновение к плечу. — Пока!
— Димон! Димон! — голоса, громкие и тихие, доносились до меня со всех сторон. Я уже не могла сдерживать слез. Когда Женя открыл дверцу машины и усадил меня на переднее сиденье, я подняла глаза и увидела сквозь тонированное стекло, как ребята провожают меня.
***
Я не сразу смогла успокоиться. Дома я плакала так долго, что у Жени лопнуло терпение, и он, грубо схватив меня за руку, повел в ванную, чтобы там умыть мое лицо ледяной водой. Как ни странно, этот дедовский способ сработал. Я хотя бы смогла дышать более-менее ровно и, усевшись на табуретку на кухне, приняла из рук Жени стакан. В стакане оказался крепкий черный кофе без сахара и молока. И я, выпивая напиток мелкими глотками, подумала, что это — самый вкусный кофе, который я когда-либо в жизни пила.
— Жень, можно, я спать пойду?
— Конечно, почему ты спрашиваешь? — мне казалось, что голос Жени доносился откуда-то издалека. Веки потяжелели, хотелось поскорее принять горизонтальное положение.
— Я не знаю, — честно ответила я, зевая. — Ты посидишь со мной, пока я не усну?
— Посижу, — спокойно ответил Женя, а затем помог мне подняться и дойти до своей комнаты.
Я заснула практически сразу, как голова коснулась подушки. Один раз я сквозь сон приоткрыла глаза и увидела Женю, сидящего на моей кровати и устало опустившего голову на руки. Я только успела подумать, что он, наверное, тоже натерпелся, как тут же снова заснула. Потом я слышала чьи-то голоса. Кажется, голоса родителей, Жени и, похоже, даже брата… Но я все равно крепко спала, где-то на подсознательном уровне игнорируя любые помехи моему восстанавливающему отдыху.
И только когда яркие лучи утреннего солнца стали настойчиво светить в мое лицо, сон ушел окончательно. Нос уловил легкий аромат папиного парфюма, а когда я приоткрыла глаза, папина рука коснулась моей головы и нежно провела по волосам.
— Пап… — хрипло проговорила я, поворачиваясь на спину. Папа улыбнулся мне удивительно ласковой, искренней улыбкой, какую я не видела на его лице уже очень давно. В свете яркого солнца это выглядело вообще как-то уж очень умилительно. Я посмотрела в окошко.
— Я проспала,
— Все в порядке. Тебя освободили от занятий на пару дней, — спокойно ответил папа, еще раз погладив меня по голове. — Ты что-нибудь хочешь?
— Да, — кивнула я, поразмыслив несколько секунд и прислушавшись к себе. — Я есть хочу. А тебя что, тоже освободили?
— Я сам себя освободил, — усмехнулся папа, растрепав темные с проседью волосы, а я усмехнулась в ответ. Но, приподнявшись, я с досадой обнаружила, что он сидит передо мной в одном из своих деловых рабочих костюмов. Отец уловил мой взгляд и перемену в настроении.
— На пару дней, к сожалению, не получилось себя освободить… Марин, ты…
Он замолчал, разглядывая мое заспанное лицо, но, улыбнувшись, продолжил:
— Ты поступила очень храбро, — твердо сказал отец. — Мне все рассказали. Я очень горд, что моя дочь не растерялась и сумела оказать первую помощь… — папа снова осекся, и на секунду мне показалось, что он сейчас даже пустит слезу. Только не это, я же тогда тоже расплачусь!
— От министерства здравоохранения совместно с дирекцией лицея тебя хотят наградить. Вроде как даже телевидение приедет, — папа снова взъерошил свои волосы.
— Наградить? Зачем? — спросила я, не очень понимая, что героического в откачивании человека. Так бы поступил любой врач… Да, только вот я-то пока не врач…
— Потому что ты спасла жизнь своему однокласснику, — просто ответил отец, разведя руки в стороны. — Мне надо сказать им приблизительно, на какое число назначать мероприятие.
Я поморщилась, услышав ненавидимое мною слово «мероприятие», но, вздохнув и зачесав пальцами спадающие на лицо пряди назад, задумалась, а потом ответила:
— Можно, я сначала отдохну?
— Конечно, — кивнул папа, поднимаясь с кровати. — Да, тебе твои подружки звонили, говорили, что я обязан их к тебе пустить сегодня.
Я усмехнулась, представив, как Фаня ставит моего отца перед фактом, желая навестить меня, а папа наверняка теряется, не понимая, как вообще к нему кто-то может обращаться в приказном тоне. Ведь, я уверена, Фаня обращалась к нему именно так и никак иначе.
— Если вы с мамой не будете против, — попросила я, и папа одобрительно кивнул.
— Пап?
— Да, Марин? — отец замер в дверях, чуть обернувшись ко мне.
Я вспомнила слова Ани о том, что мне надо рассказать все отцу, о том, что он меня поддержит. И мысли о Дмитрии Николаевиче лавиной хлынули на меня. Я вдруг поняла, что ведь на месте того усатого врача вполне мог оказаться и Лебедев. И ведь он наверняка узнает обо всем, если уже не узнал. И если так, то что тогда будет? Я вдруг ясно и твердо поняла, как же мне чудовищно его не хватает.
Но в последний момент, когда я уже открыла рот, чтобы рассказать обо всем отцу, вдруг испугалась. Я испугалась, что могу потерять то, что имею. Что могу сделать хуже. Я ведь и правда не знаю, как папа на все это может отреагировать.