Хирург и она; Матрица
Шрифт:
Она начинала понимать виртуальность нового своего мира, и чувство благодарности поднималось в ее сердце. "Он обманул меня, - думала она, гуляя в парке среди статуй, до синевы помороженных русской зимой.
– Он полюбил, и как сказочный принц, выдумал мне жизнь и наполнил ее женскими радостями. Какая же он лапушка! О господи, как будут сверкать мои глаза, сверкать от счастья, когда я его увижу!
Сверкать?
Нет, все надо принимать, как должное. Я же красива, как никакая другая женщина! Я получаю свое! И он должен понимать, он не должен забывать, что на свете есть много людей, которые сочтут за счастье положить к моим ножкам все свое достояние!
А эта его мамочка? А если она пиранья, и все ее не любят именно за это? Он сказал, что на Пасху она приедет ненадолго.
Ненадолго... Пиранье много времени не нужно.
92. Подстраховался.
Владимир Константинович нашел Лихоносова, конечно же, в баре. Он сидел за столиком, на котором топтались в нетерпении бутылки иноземных вин, и решал, с которой их них пообщаться в первую очередь.
– Третьим будешь?
– улыбнулся пьяница бывшему шоферу Бормана, решив начать с "Бордо" восемьдесят девятого года.
– А кто второй?
– улыбнулся Владимир Константинович, усаживаясь напротив.
– Второй - это я. А она, - взял он "Бордо", - первая.
Владимир Константинович открыл бутылку, и они выпили по стакану.
– Ну, что-нибудь выяснил?
– спросил Лихоносов, нутром наслаждаясь победной поступью выжимок французского лета.
– Да. Выкрал ее один богатенький нефтепромышленник. И, похоже, она не знает, что ее присвоили за копейку. Ничего не скажешь по этому поводу?
Лихоносов, насупившись, - он все вспомнил, - налил еще по стакану и сказал, мрачно рассматривая опустевшую бутылку:
– Знаешь, давным-давно читал я один китайский рассказ. Там один человек, естественно, китаец, много говорил. В годы Великого кормчего и "Великого скачка". И от его речей отправили на перевоспитание лучшего друга, потом еще кого-то. А когда отправили отца, он взял опасную бритву и натуральным образом отрезал себе язык. Так вот у меня сейчас острое желание взять бритву и сделать то же самое...
– А можно конкретнее?
– поднял стакан Владимир Константинович.
– Можно, - ответил Лихоносов, механически чокнувшись.
Они выпили и Владимир Константинович, узнал о реальном и виртуальном мирах, о кадушках, шлангах и дискетах, о том, как Лихоносов задурил голову Козлову-старшему, как отправил в Воронеж Гогу Красного, и как это все повлияло на Дашу.
Следующей лишилась пробковых мозгов бутылка "Хванчкары".
– А вы бывали с Дарьей Павловной в Москве?
– спросил Владимир Константинович, отпив четверть стакана (он не хотел надираться).
– Я имею в виду, могли вас видеть и подслушать?
– Да, бывали. Когда я с ней закончил работать, мы поехали одеваться. Ходили по магазинам. Штук пятьдесят обошли. Потом сидели в кафе на Старом Арбате и говорили обо всем, в том числе, и о реальном и виртуальном мирах. И один тип в черных очках, похожий на типа из "Матрицы" нас, похоже подслушивал. Потом мы походили по бульварам и поехали домой. Очнулся я рядом с прежней Дашиной дачей без памяти и на автопилоте до нее добрался.
– Да, видимо, очень большой человек вас в оборот взял...
– огорчился бывший шофер Бормана.
– Большой и беспринципный. Представляю, что он с Дашей делает. Без всякого сомнения, эксплуатирует определенные ее качества и свойства.
Владимир Константинович, помня рекомендации Алисы, утаил, что Даша ездит в "Кадиллаке", и что на ней шуба за десять тысяч долларов и бриллиантовое колье за несколько десятков тысяч. Осмыслив услышанное, он включил портативный магнитофон, прятавшийся в кармане пиджака, и спросил, как младший брат спрашивает старшего:
– Так что же будем делать? Или хрен с ней, пусть живет у этого сукиного кота?
– Нет, надо найти Дашу и вызволить. У тебя же есть каналы Чихая? Хочешь, пойдем к нему, и он попросит тебя это сделать?
– Я боюсь. Могут взять за жабры. И закрыть надолго - у этого нефтепромышленника, я думаю, в службе безопасности одни бывшие полковники с генералами. И Алиса не позволит.
Язык Лихоносова понемногу стал заплетаться.
– Слу..шай, а если Чихай даст тебе бу..магу, в которой прикажет это сделать под страхом смерти, то займешься? Я бы сам пошел, но какой из меня воин? Я же алко... алкоголик сейчас.
Владимир Константинович выключил магнитофон и сказал чеканно:
– Если Чихай даст мне бумагу, в которой прикажет найти и вызволить Дашу под страхом смерти и потом уедет, скажем, в Воронеж, то я займусь этим делом.
– Ну тогда давай, выпьем и пошли?
Они допили "Хванчкару" и пошли к Чихаю. Тот написал и заверил подписью бумагу, заранее составленную Владимиром Константиновичем.
93. А если больше, то беда.
– Все это хорошо, но как в таком случае мы заполучим Дашу?
– задался вопросом Владимир Константинович в постели, после того, как Алиса, массируя любовнику спину, рассказала, что белый "Кадиллак", на котором ездил объект их интереса, принадлежит Михаилу Иосифовичу N, одному из богатейших людей России.
– Да, дом, в котором она живет, охраняется не хуже Кремля, - ответила Алиса.
– Но ведь мы умные люди? А охрану, как правило, организуют люди, которым с лейтенантских погон запрещали разнообразно думать. Так что думай милый, думай, ведь на кону твой ребеночек и ресторан в Майами.
Владимир Константинович очень хотел ребенка, девочку конечно. Он часто представлял, как будет катать коляску по улицам и тенистым переулкам Болшева, как будет придумывать Аленушке сказки, как будет менять ей памперсы, стирать распашонки с колготками и кормить растертыми овощами и фруктами. И как важный и расстроенный, будет выдавать ее замуж, а потом мяться от нетерпения в фойе родильного дома.
Алиса тоже этого хотела. Однако она с семнадцати лет жила с "деловыми" людьми, она была запрограммирована на определенный образ поведения и не могла "поменять дискету" самостоятельно. Дискету женщине может поменять только мужчина, а что такое мужчина? Особенно виртуальный мужчина? Что такое этот Владимир Константинович, из которого можно сделать шофера Бормана, а потом подкаблучника?
Владимир Константинович, внезапно опьянел от выпитого с Хирургом и добавленного потом единолично. Он всегда пьянел неожиданно. Насладившись расслаблением ума и тела, он сказал, жмурясь от удовольствия: