Хирургическое вмешательство
Шрифт:
– Д-да…
– Будете? – невозмутимо заломила бровь Аня. – Эта услуга у нас бесплатна.
Маша заливисто хохотала, стукая кулаком по рассыпанным на столе бумагам. Незнакомая новенькая секретарша сидела с видом рыбки-телескопа, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Высунулся Егор и восхищенно помотал головой – он тоже все слышал.
– Анют, - растроганно объявил Даниль, - ты жжёшь. Жжёшь глаголом. Йокарный бабай!..
– Некоторые люди способны нормально разговаривать только с теми, кого боятся, - по-прежнему хмуро ответила та и направилась к своей золотой
– А ты?.. – полувопросительно глянул Сергиевский.
– Я как-то без них обхожусь обычно, - вопреки всему, Аннаэр не улыбалась. – У меня глаза на месте, я и так вижу. А вот ему полезно будет. Карму слегка почистит…
Она утомленно вздохнула и сделалась печальной и хрупкой. Плечи ее опустились, Аннаэр вяло толкнула тяжелую дверь своего кабинета; Даниль невольно сунулся туда за нею. Обычно Мрачная Девочка шипела на него и ускользала за золотую табличку бажовской змейкой, но сейчас не успела – и из кабинета светила аспирант спасся сам, как клоп от дуста. Такого количества японской анимации, какое в виде постеров украшало стены логова А.В. Эрдманн, он вынести не мог физически.
Пока Даниль пытался вспомнить, имелись ли рисованные рожи еще и на потолке, Аннаэр вышла. Заперла дверь, защелкнула сумку и спросила:
– Как ты думаешь, Эрик Юрьевич уже прилетел?
Сергиевский озадаченно моргнул. В шесть вечера Лаунхоффер намеревался быть в институте, но успел ли сесть его самолет, Даниль не знал.
– Позвони ему, - без всякой задней мысли предложил он.
И внутренне застонал, потому что Мрачная Девочка вспыхнула и опустила глаза.
Они шли по тротуару, рядом, и Даниль смотрел на носки туфелек Аннаэр: они то зарывались в желтые листья, то ступали поверх. Девушка по обыкновению молчала, уставившись оцепенелым взглядом в пространство, и думала о своем. Дул ветер; облака из серых становились белыми, и в разрывах проглядывала голубизна. Кажется, скоро должно было стать теплее.
Даниля грызла тоска. С каждой минутой делалось все тошней, и он уже ловил себя на том, что хочет что-нибудь разнести. Начистить чью-то морду или разбить машину. Шла рядом Мрачная Девочка, мягко переставляя по листьям серые туфли; у нее был нежный точеный профиль, и по щекам спускались прядки, которые она не смогла зачесать в узел. «Но я же не люблю ее!» - повторял про себя Даниль, злея от изумления: Аннаэр его раздражала, она была не в его вкусе, его бы только порадовала перспектива никогда ее больше не видеть – и все равно, раз за разом, он заходил за ней на работу, провожал до дома, представлял темные волосы распущенными, тонкие губы – улыбающимися… Как-то он ради эксперимента представил ее голой и ждущей. Не заинтересовало.
И все равно – шел. Смотрел.
Шизофреническая Аннаэр со склонностью впадать в прострацию, любовью к японским мультикам и способностью сутками сидеть в интернете.
Мрачная Девочка.
– Ань, а почему ты боишься Ящеру звонить? – не вынеся молчания, ляпнул, наконец, он. Углубившаяся в размышления Аннаэр не услышала, и вопрос пришлось повторить.
Тогда она подняла голову и смерила его мрачным взором.
– Не называй Эрика Юрьевича Ящером, - сказала холодно. – Хотя бы при мне. Я много раз просила.
– Ладно, ладно… почему ты Лаунхофферу не звонишь?
– Я звоню.
– А сейчас?
– Я не хотела помешать.
Даниль помялся. Он, конечно, сам себе устроил инквизиторские пытки, уйдя с работы слишком рано и слишком рано выманив с нее Аннаэр. Каждый раз некстати воскресала надежда, что вот сегодня-то он сумеет нормально с ней поговорить, а то и пригласить куда-нибудь. Сергиевский лелеял коварный замысел: в этом «куда-нибудь», куда нормальные парни водят нормальных девушек, Аня перестанет быть вещью в себе и сделается обычной заученной дурой. Излучение ее внутреннего мира, слишком живого и могучего, рассеется, а тогда, быть может, исчезнет и наваждение.
– А… как у тебя с диссером?
Говорить с Аннаэр можно было на три темы: о науке, о Лаунхоффере лично и о японских мультфильмах. С последней темой Даниль был в пролете, так что оставались первые две.
– Нормально, - Мрачная Девочка, похоже, не собиралась поддерживать беседу, но все-таки сдалась. – Мне летом пришлось половину третьей главы переделывать, данные неверные оказались. Ну и теоретическую часть тоже переписать надо было… я переписала, не знаю, что Эрик Юрьевич скажет. Мне не нравится, - она опустила глаза, занервничав, - надо еще думать, я не успевала ничего, работы много было… ужасно. Я и сегодня весь день думала, ничего не придумала. Голова кругом пошла. Эрик Юрьевич…
– Что ты так из-за Ящера переживаешь? – тоскливо спросил Даниль.
– Не называй его Ящером! – Аннаэр резко обернулась. – И не делай вид, что тебе все равно. Можно подумать, я не вижу.
– Что?
– Эрик Юрьевич курит – и ты начал. Эрик Юрьевич носит зимой летние плащи – и ты носишь. Ты тоже перед ним преклоняешься.
Даниль окончательно скис, тем более, что крыть было нечем.
– Ань. Ну почему мы все время говорим о нем?
– Потому что мы к нему идем, - сердито отвечала она.
– Ань, - беспомощно повторил Даниль. – Может… может, мы в кино как-нибудь сходим?
– Зачем?
Она его не отшивала, она искренне изумлялась, зачем люди ходят в кино. Сергиевский приближался к отчаянию. Снова та же фигня.
– Ну… - он мучительно искал тему, - а кто ты на ЖЖ?
– У меня нет ЖЖ.
– Ну… у тебя же есть место, где ты в Сети обычно сидишь?
Аннаэр покосилась на Даниля с таким видом, точно он попросил у нее код от кредитной карточки.
– Там нет ничего для тебя интересного.
– Ну почему ты так решила? – он решил, что в меру поканючить будет забавно, но просчитался. Лицо Аннаэр приняло неописуемое выражение, напоминавшее одно из неописуемых выражений лица профессора Воронецкой; Мрачная Девочка остановилась, прикрыла глаза и странным голосом изрекла:
– Ибо.
Даниль смирился.
– Понял.
Слишком много времени оставалось им пробыть вместе. Аспирант готов был скрипеть зубами. Даже отправься они к метро, все равно приехали бы раньше назначенного. «Кстати, а может, правда в метро?» - пришло Данилю в голову. Подземки он не видел уже лет пять, с тех пор, как доцент Гена обложил его матом, после чего студент Сергиевский внезапно научился передвигаться как положено – через совмещение точек.