Хирургическое вмешательство
Шрифт:
Сейчас он этого не сделал.
Ксе, шаман, не погружался в стихию.
Но очертания предметов стали расплывчатыми, словно взгляд затуманивала могучая аура Матьземли. Но вокруг человеческих фигур забрезжили синие контуры. Но потеряло прозрачность небо, став великим стихийным богом, и неторопливые молнии потекли от него к Земле, как струи дождя. Но вихрь, яростный и стремительный, поднялся, достигнув самого небосвода, и загорелся тяжелым светом.
И Ксе увидел центр вихря.
Жень стоял, разведя в стороны руки с пластмассовыми мечами, на губах играла мечтательная улыбка. Ксе не мог объяснить, что божонок проделывал с собой, он просто не знал, на что Жень способен.
Подросток рассмеялся и пошел вперед.
Ксе разрывался между нежеланием, назло гаденышу, смотреть и чувством за него же, гаденыша, ответственности. Последнее пересилило, и шаман заторопился за Женем, проклиная все на свете и пытаясь сосредоточиться для нового обращения к Матьземле. Если случится что-то нерадостное, воззвать к ней придется, хочет этого божонок или нет... впрочем, если что-то действительно случится, возражать он уже не сможет. Шаману стало тошно от этой мысли.
…Качели, песочница, нестройно стоящие гаражи-«ракушки», деревья, асфальт, подъезд – Ксе не знал, тот ли, к которому они шли, но те, кто встречал их, точно знали – тот. Их было всего трое, или Ксе заметил троих… потом еще троих, чуть дальше, но среди тех не было адепта. Ксе сам удивился, как сумел его распознать.
Вполоборота, засунув руки в карманы, стоял у подъезда бесцветный мужчина в черном пальто.
В десяти шагах от него замер Жень.
4.
Аня взяла ключ от лаборатории, в которой обычно работал Ящер, и, мало не пританцовывая, повела за собой унылого Даниля. Они поднялись на второй этаж, пересекли здание, миновали переход во флигель, нависший над небольшим палисадником, и спустились. Даниль включил свет.
Накурено было страшно. Пахли столы, стены и потолок. Лаунхоффер отсутствовал две недели, но до того, случалось, просиживал здесь ночи напролет, занимаясь собственными, непостижимыми для среднего ума проектами. Это было его логово, и как положено, оно хранило запах хозяина.
– Он скоро придет, - сообщила ликующая Аннаэр то, что и без того было известно. – Это из страны в страну через совмещение точек не ходят, чтобы люди не волновались, а по городу он сейчас… может, даже прямо здесь появится!
«Не появится», - угрюмо подумал Даниль, но ничего не сказал. Во-первых, ему не хотелось поддерживать разговор о Ящере, а во-вторых, он знал, почему Эрик Юрьевич не шагнет из шереметьевских терминалов в уют своей берлоги напрямую, а выйдет на соседней улице, пройдет пешком до дверей института и направится во флигель той же дорогой, что и они.
Он хочет встретить Ворону.
Аннаэр не будет приятно это услышать.
Данилю, откровенно говоря, тоже хотелось встретить Воронецкую, но не посчастливилось – у нее еще не закончилась лекция. Ящер-то точно подгадает… Никакого дела у аспиранта к профессорше не имелось, просто на ту бывало приятно посмотреть. Настроение поднималось от встречи с нею, а в этом Даниль сейчас нуждался особенно остро. От Вороны, вроде как от Эрдманн, шло наваждение, только у нее оно было светлым и сбрасывалось легко.
Ворона все делала очень быстро – ходила, говорила, думала. Еще она очень быстро все на свете забывала – но и вспоминала мигом, оставаясь выдающейся ученой, конечно, в тени грандиозных «Ла-Ла», Лаунхоффера с Ларионовым, и все-таки крупной фигурой… Даниль невольно улыбнулся, представив, как она бежит по коридору, крыльями
Она налетит на тебя, быстро-быстро заморгает и ласково засмеется, жуть как похожая на ворону из-за дурацкой своей шали. Зря она так любит черный цвет. Волосы черные, сама костлявая, ни дать ни взять смерть – косы не хватает.
У Вороны водянистые глаза, асимметричное лицо, слишком маленькие кисти рук и одно плечо выше другого.
Она невероятно прекрасна.
…Мысли о Вороне возымели эффект: Даниль несколько повеселел. Он сидел на подоконнике и смотрел на увядшие цветы в палисаднике под стеной; дальше стлался заасфальтированный пустырь, поднималась чугунная решетка со скупым кованым узором, а сквозь нее был виден кусок главной лестницы, гранитные темные ступени, засыпанные желтой листвой. Аня возилась с проводами, подключая к локальной сети оба ноутбука, свой и данилев. Генераторы Т-энергии уже гудели, изумрудно перемигиваясь огоньками, над демонстрационным котлом поднимался бледный кольцевой контур. Несколько минут Мрачная Девочка следила за ним, оценивая на глаз равномерность насыщения, удостоверилась, что все в порядке, и подошла к Данилю.
– Сколько времени?
– Полшестого.
– А Эрик Юрьевич уже давно прилетел, - полуудивленно сказала Аннаэр и добавила мечтательно: - Он придет раньше?
– Нет, - Даниль вздохнул, уставившись на далекую лестницу. – Он придет как всегда. Без пяти.
И, опровергая его слова, мелькнула за черными прутами решетки высокая фигура в светлом плаще.
Манера руководителя одеваться не одному Сергиевскому действовала на нервы, особенно с тех пор, как ее начали подхватывать те и эти, превратив надменную иронию в тупую моду. Моду объясняли высшими соображениями. Конечно, создавать телу комфортную температуру, используя для этого исключительно собственную тонкую энергию, действительно было сложно, для этого на самом деле требовалось достичь определенного уровня, а длинные развевающиеся плащи и впрямь смотрелись царскими мантиями, особенно на почти двухметровом широкоплечем Ящере… тот, впрочем, под плащом носил мышиного цвета свитер и старые джинсы, и обезьянничающих игнорировал. Зачем оно все сдалось изначально самому Ящеру – вот что оставалось загадкой. Об одежде он думал меньше всего, наверно, даже меньше, чем о реакции окружающих.
Даниль носил «лаунхофферский» плащ. Манипуляции с температурой ему были не сложнее, чем с ложкой и вилкой, а при градусах этак минус десяти весьма приятно оказывалось ловить на себе опасливо-изумленные взгляды.
…Аннаэр тоже заметила явившегося профессора – и просияла.
– Эрик Юрьевич!
Это было так отвратительно похоже на счастливый визг, что, скорее всего, им и являлось. Даниль испустил безнадежный вздох, почувствовав себя осликом Иа-Иа.
– Он тебя не слышит, - заметил со сдержанным раздражением.
– Слышит, - уверенно сказала Аня, неотрывно глядя туда, где только что мелькнул предмет ее грез.
«Тем хуже», - мрачно подумал Даниль. Кажется, будто Ящера вообще не трогает происходящее вокруг, но это отнюдь не так. Однажды А.В. Эрдманн нарвется. Данилю совсем не хотелось это себе представлять. Аня ершистая только от беззащитности, выпускает иголки, чтобы не было видно, какая тонкая под ними кожа. А если у Лаунхоффера однажды кончится терпение, то последствия будут страшны.
Сергиевский пожал плечами и хмыкнул: