Хирургическое вмешательство

Онойко Ольга

И они уставились на него – все четверо, такими глазами, что у аспиранта ёкнуло под ложечкой. Молчаливый седоволосый бог опустил веки. Стфари Менгра потемнел лицом, медленно поставил сумку на асфальт; бутылки едва слышно звякнули. Ксе отшатнулся от Даниля, и глаза его неласково сузились. Даниль уже понял, что ошибся, сочтя Ксе человеком заурядным, но сейчас осознал, что недооценил его вторично: под невыразительной внешностью шамана таилось железное самообладание.

– Ты… - выдохнул Жень. – Это…

…Они растерялись. Аспирант подумал,

что где-нибудь в месте менее людном неосторожные слова могли бы дорого ему стоить: чтобы совладать с двумя богами и двумя не последнего разбора контактерами одновременно, ему пришлось бы действовать жестко, а карму, по пословице, Тайдом не отмоешь. Но сейчас ими завладели растерянность и испуг; Даниль решил, что пора перехватывать инициативу.

– Меня зовут Даниль Сергиевский, - сказал он. – Я из Института тонкого тела, кармахирург. Я вижу такие вещи. Давайте сядем в машину и поговорим спокойно.

– Мда, - сказал Менгра.
– Мда. Пиво будете?

Ксе молча принял бутылку. Сергиевский поколебался, глядя на зажатую в лапище стфари емкость с дешевым пойлом, а потом махнул рукой:

– Давай.

Ксе сидел, уставившись на собственные колени; лицо его было злым и угрюмым. Рассказ его длился недолго, но каждую фразу шаман точно вырезал из себя ножом. Жень, как приклеенный, пялился в окно, и Даниль ему сочувствовал: любому станет погано, когда при тебе посторонние люди обсуждают такие вот подробности твоей судьбы… Аспирант отхлебнул из горлышка и не почувствовал вкуса.

– Что теперь делать, я не знаю, - ледяным тоном сказал Ксе. – Если вы все равно всё видите… вы можете…

– Я не жрец, - сказал Даниль почти на автомате. Зверски тянуло закурить, но он сознавал, что выходить из машины или открывать окна сейчас не следует. «Надо же, - смутно удивился он. – Я как будто с ними заодно. И чего это так?..»

И ответ явился немедля – Даниль понял. Он понял, что был заодно с этим усталым шаманом и несчастным божонком с самого начала – задолго до того, как впервые позвонил Ксе, еще до того, как вообще узнал о его существовании. С той минуты в лаборатории Ящера, когда не всерьез, с мимолетной усмешкой пожалел того, кого будет травить адский зверинец.

«Нам нужна аналогичная система с функциями силового захвата», - повторил он про себя слова плосколицего жреца в дорогом костюме, и мурашки потекли по спине. Хорошо, как же хорошо, что Лаунхоффер не дал им Охотника, им, этим паскудам, которые, не дрогнув, зарезали на алтаре пятнадцатилетнюю девочку, родную дочь того, кому они ее приносили… но он дал им Ищейку. И вторую тварь дал, хищную птицу, предназначение которой оставалось для Даниля тайной. Прежнее праздное любопытство превратилось теперь в раздражение на грани стыда: если бы только знать, для чего создан ястреб Лаунхоффера!..

– Мыслишь? – поинтересовался Менгра, прищурившись.

Даниль вскинул лицо: он понял, что имеет в виду жрец-стфари.

– Мыслю, - честно сказал аспирант. – Думаю, почему так все получилось.

– Что?

– Вас ведь уже находили.

И снова они вытаращились на него; даже маленький бог развернулся, оторвав нос от стекла. Сергиевский сдержал невольную улыбку.

– Так получилось. Я кое-что знаю об этом, - сказал он. – Вас искали с помощью особой системы, созданной в нашем институте. А поймать почему-то не смогли.

– Почему-то! – яростно фыркнул Жень, тряхнув волосами, он хотел что-то добавить, но Даниль веско закончил:

– Есть другие системы, - и божонок умолк, расширив глаза.

– Как мне все это не нравится… - глухо сказал Менгра.

– Мне тоже, - кивнул Даниль.

Воцарилось молчание. Сергиевский глотнул пива и покривился, ощутив, наконец, какую отраву пьет. Менгра положил могучие руки на руль, покосился на своего бога, и тот ответил ему многозначительным взглядом. Жень откинул голову на спинку сиденья и длинно вздохнул.

– Мы собирались куда-то ехать, - спокойно напомнил аспирант.

Мотор затарахтел.

– Я одного не понимаю, - сказал Даниль, когда тронутый ржавчиной знак с названием города остался позади, и к дороге вплотную подступил лес. – Как можно принести богиню в жертву? Для чего? Менгра, вы вот жрец, вы – знаете?

Оба бога уставились на Менгру; Ансэндар сразу же отвернулся, опустив веки, Жень еще некоторое время сверлил взглядом жреческий затылок. Стфари шумно выдохнул, нагнул голову вбок, хрустнув шейным позвонком; поразмыслил.

– В жертву можно принести кого угодно, - сказал он размеренно. – Относительно «для чего»…

Даниль ждал, поставив бутылку между коленями, а жрец все медлил, теребя кожаную оплетку руля. Потом он поднял руку и зачем-то качнул пальцем пластиковый шарик, болтавшийся у ветрового стекла.

– Здесь все знают, что стфари – беженцы, - негромко и ровно проговорил вместо жреца беловолосый бог. – Беженцы из параллельного мира. Мы действительно бежали. От войны. Проигранной. Нами, - слова давались ему с трудом, и Менгра тревожно оглянулся, но Ансэндар, не поднимая глаз, продолжал: - В моем пантеоне не было бога войны – стфари слишком мало думали о войнах… Но мы и так неплохо справлялись. Какое-то время.

Жень слушал его, закусив губу. Даниль смотрел на руки Менгры, впившиеся в руль так, что казалось – колесо вот-вот погнется в могучей хватке. Жрец утопил в пол педаль газа, и машина отчаянно рванулась вперед; благо, под колесами был ровный асфальт, а загородное шоссе лежало прямым, как стрела.

– Даже после того, как пала Эмра, у стфари были силы сопротивляться. И нкераиз поняли, что победа будет стоить им армии, - синие глаза Ансэндара впервые сверкнули из-под белых ресниц. – У них был бог войны, Энгу, и он не в силах был им помочь, несмотря на множество человеческих жертв. Хотя я бы сказал – именно из-за них. Его… совершенно измучили.