Хирургическое вмешательство
Шрифт:
– Не мое, - повторила она с задумчивыми интонациями. – Собачье.
Холод обрушился, вбивая в землю все – людей, машины, свет, дождь, воздух.
Зрение вернулось к Ксе быстро; шаман даже устоял на ногах, только налетел, отшатываясь, на одного из омоновцев. Тот даже взгляда на него не перевел, так и стоял – вытянувшись, напружинив мускулы, сверля пустоту белесыми глазами. В другой ситуации Ксе мог бы оробеть, не понимая, что такое творится с людьми, но сейчас на это просто не было времени.
Шаман понял, что за синее сияние вело его обратно в мир.
– Простите, -
Он стоял, тонкий и яркий как молния; ветер трепал белые волосы, и сине-серебряное свечение затмило свет фар и прожекторов, превратив дорогу и лес во внутренность чародейной звезды. Правая рука последнего бога стфари поднялась, пальцы вздрогнули, сияние вокруг них усилилось, становясь плотным, ослепительным, режущим; Ксе понял вдруг, что Ансэндар, усталый и бледный, с вечно виноватым лицом, тихий застенчивый Анса…
Громовержец.
…Женщина отступила; в бледно-голубых глазах отражалось пламя громового огня, и на неподвижном лице они жутковато сверкали, лишая его последней иллюзии человеческого. «Она тоже богиня?.. – со страхом предположил Ксе. – Но какая? Чего? Почему Жень ее не узнал?»
– Не думаю, что кто-то добровольно вверит себя в ваши руки, - проговорил Ансэндар спокойно. – Я вынужден вам… возразить.
Она не ответила, только медленно обернулась, ища глазами кого-то.
И Ансэндар Громовержец, бывший верховный бог пантеона, вскрикнул от ужаса.
Менгра, у колес «Нивы» склонившийся над Женем, поднял голову; с губ жреца сорвалось ругательство. Он осторожно помог подняться полуобморочному мальчишке, усадил его на заднее сиденье машины и подошел к своему богу.
Ксе едва дышал.
Холод близился, втекая под одежду, под кожу, как будто цепями охватывал сердце; замерли деревья, остановился ветер, сами стихии, омертвев, перестали чувствовать боль.
Упругой тигриной походкой шел от джипа мужчина в кожаной куртке; лицо его было таким же бледным, как у Варвары Эдуардовны. Он приблизился, и Ксе увидел, что глаза его – странной формы и почти совершенно лишены белков, а широко распахнутые зрачки отливают алым. Сияния божественных аур угасли, словно открытое пламя прибило ветром; даже Ансэндара едва можно было различить, глядя на тонкий мир, а Жень как будто вовсе исчез, и сердце шамана захолонуло. Лишь через пару секунд он понял, что все еще видит душу божонка – тусклый мерцающий огонек, похожий на спичку, затепленную в глухой ночи. Сейчас мальчик был слабее и уязвимей любого человека.
Спутник блондинки остановился и неестественным движением качнул головой снизу вверх, стылые глаза обшарили высокую фигуру Менгра-Ргета. Ансэндар глянул на своего жреца и закусил губу: в руках у того тускло блестел ритуальный нож. Резким движением Менгра задрал рукав куртки и примерился острием к толстой вене, извивавшейся по могучему предплечью.
– Анса… - хмуро сказал он. – Прости, но… делать нечего.
– Бесполезно, - едва слышно проронил Ансэндар. – Это Великий Пес.
Уголки его губ поникли, и лицо бога стало старым и безразличным.
Во рту у Ксе пересохло; он все пытался проглотить застрявший в горле вязкий комок, и давился им, близкий к удушью. Медленно, очень медленно жрец перевел глаза на Пса и застыл камнем. Сложив черты в пластмассовую гримасу улыбки, Варвара Эдуардовна оглядывала их, методично, одного за другим: Ансэндар, Менгра, Ксе, Жень, Ансэндар… Круглые собачьи глаза ее спутника казались слепыми – так неподвижны были они.
«Чего она хочет?.. – вяло подумал Ксе. – Чего ждет?..» Он понимал, что мертвящий холод течет сейчас по его энергетическому контуру, уничтожая способности контактера, но даже сознание этого не в силах было пробудить в нем каких-либо чувств. Все неважно, потому что все уже кончилось. Он только человек, и лицом к лицу он встретил Собаку-Гибель. Пора умирать…
Широкий рот Пса приоткрылся, и по верхней губе скользнул край темного языка.
– Достаточно.
…Голос, прорезавший глухое беззвучие, походил на шелест листвы под ветром; не по-человечески гибким движением качнулся назад Пес, белокурая женщина оглянулась, вздрогнул Менгра, а Ксе увидел, наконец, того, кому на самом деле возражал Ансэндар.
– Координатор, - ровно произнесла Варвара Эдуардовна.
Оно не имело формы – то, что мерцало по правую руку от нее; оно существовало лишь в тонком плане, и проявлялось из него странно, только частью, расплывчатым миражом. Оно висело над дорогой – нечто из стеклянистого сгустившегося воздуха, из струй дождя, из тумана, смутная тень без лица и тела, а вместо глаз зияли две прорези, сквозь которые было видно дорогу, небо и лес.
– Вы поняли, что сопротивление бессмысленно, - полушепот призрака разнесся от горизонта до горизонта, оледенив землю и небеса. – Смиритесь.
– А не пошел бы ты… - донесся откуда-то невнятный голос.
Ксе вздрогнул и обернулся на знакомый лихой матерок.
Это был Жень: оказывается, божонок успел прийти в себя. Шатаясь и держась за крышу машины, он стоял на ногах; одновременно подняв головы, улыбнулись стфари, а Ксе оторопело вытаращил глаза. Ничего не произошло, все осталось по-прежнему, просто маленький воин, сын и внук богов-воинов, не хотел умирать во сне.
Он встал.
Он знал, что в природе нет силы, способной противостать Великой Собаке, которая сама есть конец всех сил, но готовился к схватке, и отчаянным весельем светилось его лицо. «Жень все-таки отомстит, - подумал Ксе с тихим смешком. – Ох и невесело будет его жрецам… Но бога войны у нас не станет. Хорошо, что я больше ничего не увижу...» Веки медленно тяжелели, зрение отказывало. Боги готовились дорого продать жизни, но люди для Пса были не добыча, а падаль. Это шамана тоже не волновало. Он только сожалел, что его не отпустят прямо сейчас, и придется смотреть и ждать.
– Ну, ко мне, собачка! – издевался Жень. – Хоро-ошая собачка!..
Великий Пес потек к хохочущей жертве, но был остановлен манием призрачной руки.
– Ты встал, - сказала тень. – Иди. Ты должен быть не здесь.
– Сам иди, - хамски плюнул Жень. – Сказать, куда?
Координатор ответил молча: рука, удерживавшая Пса, опустилась.
Ксе закрыл глаза.
Самое время было для бреда, и он уверенно решил, что бредит, когда, сквозь пелену подступающего смертного сна, услыхал знакомый, ленивый и улыбчивый голос, приказавший, как приказывают всякой собаке: