Хищник. Том 1. Воин без имени

Хотя рассказ о Торне начинается в традиционном стиле готов — «Прочти эти руны!» — фактически он почти полностью был написан на хорошей, правильной латыни. Лишь изредка Торн вставляет в свое повествование имя, слово или фразу на старом языке готов или на каком-либо ином наречии. Римский алфавит того времени был не способен передать некоторые звуки из языка готов, например «кх», поэтому Торн пишет слова, содержащие такие звуки, готским шрифтом, который частично произошел от древних рун. Я передал эти слова при помощи современного итальянского алфавита, в манере, которая, как я надеюсь, позволит читателям, владеющим английским языком, получить должное представление: например,

Долгое, ничем не прерывающееся повествование Торна я, дабы облегчить восприятие, разделил на отдельные части и главы. С той же целью я изредка вставлял для выразительности курсив, а также разбил текст на абзацы и оформил его с соблюдением правил пунктуации — всё это практически не использовали в рукописях того времени. Мало того, я взял на себя еще большую смелость. Сплошь и рядом в тех местах текста, где Торн использует латинское слово barbarus или его эквивалент на языке готов gasts, я переводил это слово как «чужак». Во времена Торна практически каждый народ, племя или клан воспринимали все другие народы, племена и кланы как «варваров»; однако эпитет «варварский» вовсе не считался оскорбительным, как сейчас. Поэтому вышеупомянутое слово показалось мне в данном контексте более уместным.

В то время, когда родился Торн, в V в. н. э., карта Европы была очень запутанной и нечеткой: границы отдельных государств постоянно изменялись из-за перемещения народов, войн между ними, возвышения или низвержения то одного народа, то другого. Но читателю надо всего лишь запомнить, что готы — самые могущественные из нескольких германских народов — делились в то время на вестготов, или визиготов, населявших Западную Европу, и остготов, которые жили на востоке (их также называли остроготами или грейтунгами). Римская империя точно так же была поделена географически на Западную и Восточную. В каждой из них имелся свой император, столицей Восточной Римской империи стал византийский город Константинополь.

Неизвестно, сколько лет понадобилось Торну для того, чтобы написать эту хронику, но она заканчивается в 526 году нашей эры. Множество городов, городков и других мест, упоминающихся в повествовании, до сих пор существуют и имеют современные названия. Но большое число их, разумеется, исчезло с лица земли. Таким образом, ради сохранения логики я предпочел оставить все географические названия в таком виде, в каком их знал Торн. Для удобства читателя я снабдил книгу картами, где показано расположение географических объектов и указаны в скобках названия, которые носят те из них, что существуют и поныне.

Из любопытства я сам разыскал то место, которое впервые упоминается в тексте, — Балсан Хринкхен. Оно, согласно Торну, находилось в королевстве Бургундия, между Везонтио и Лугдуном (эти города сейчас называются Безансон и Лион и расположены на территории Франции). Там я и в самом деле нашел Кольцо Балсама в департаменте под названием Юра, что неподалеку от границы со Швейцарией. Как ни странно, но и пятнадцать веков спустя долина, окруженная отвесными скалами, водопады, лабиринт пещер, маленькая деревенька и два аббатства — все это мало чем отличалось от описания Торна. Однако самое удивительное, что это место и сейчас носит то же название: по-французски оно звучит как Le Cirque de Baume.

В этой местности до сих пор обитает хищная птица, которой так восхищался Торн — juika-bloth, — птица, чье название буквально переводится как «бьюсь насмерть». Это ловчий орел, который повсюду во Франции известен как l’aigle brun^atre, но местные жители именуют его l’aigle Jean-Blanc. Я считаю, что это название всего лишь искаженное местными жителями готское juika-bloth. Эту птицу высоко ценят, потому что, как полагал Торн, она охотится преимущественно на пресмыкающихся, включая и ядовитую гадюку. Помня о необычной и парадоксальной природе Торна, я поинтересовался у жителей Le Cirque de Baume: кто наиболее свирепый хищник — самец или самка орла?

Прочти эти руны! Они были начертаны Торном Маннамави не под диктовку хозяина, но его собственными словами.

Послушай меня, о потомок, нашедший страницы, которые я написал, когда был жив, как и ты. Это правдивый рассказ о моем времени. Возможно, эти страницы лежали и пылились так долго, что в твое время сии давние дни упоминаются только в песнях менестрелей. Но акх! — все менестрели интересуются историей, о которой они слагают песни, приукрашивая ее, чтобы лучше развлечь своих слушателей или польстить своему покровителю, правителю, богу — или опорочить врагов своего покровителя, правителя, бога, — и так продолжается до тех пор, пока истина не оказывается скрытой под покровом лжи, ханжеских восхвалений и придуманных мифов. Итак, поскольку я намерен сообщить всю правду о событиях моей жизни, то я описываю здесь их без излишней поэтики, пристрастности и боязни, что меня осудят.

Поэтому я первым делом расскажу о себе такую правду, которая была известна в мое время лишь нескольким людям. Ты, читающий эти страницы, — неважно, мужчина ты, женщина или евнух, — должен сразу уразуметь, что я очень отличался от тебя, иначе большая часть того, что я буду рассказывать, окажется для тебя непонятой. Ну вот, я отыскал долгий и, признаться, запутанный способ объяснить особенности моей природы — зато, надеюсь, узнав правду, ты не отпрянешь в отвращении и не рассмеешься презрительно. Ладно, хватит ходить вокруг да около. Итак, чтобы ты смог лучше понять, в чем заключалось мое отличие от всех остальных человеческих созданий, я, пожалуй, расскажу тебе, каким образом я сам однажды осознал это.

Сие произошло, когда я был еще ребенком и жил в огромной круглой долине, которая называлась Балсан Хринкхен. Полагаю, мне исполнилось тогда лет двенадцать или около того; я выполнял свои обычные обязанности поваренка на кухне аббатства, а некий брат Петр служил там поваром. Он был родом из Бургундии и в миру звался Вильям Роби. Брат Петр был средних лет, тучный, вечно страдающий от одышки и такой краснолицый, что его мертвенно-бледную тонзуру можно было принять по ошибке за колпак, надетый на седеющие рыжие волосы. Поскольку этот монах лишь недавно присоединился к нам, то он занимался самой рутинной работой в аббатстве Святого Великомученика Дамиана: ему поручили готовить пищу, потому что остальные монахи старались по возможности уклоняться от выполнения этих обязанностей. Петр знал, что братья не рискнут зайти на кухню, пока он готовит пищу, боясь, как бы им не дали там какое-нибудь поручение. Таким образом, Петр чувствовал себя в полной безопасности и совершенно не опасался быть захваченным врасплох, когда однажды задрал на мне сзади сутану, погладил мои голые ягодицы и сказал в своей грубой бургундской манере на старом языке:

— Акх! А у тебя соблазнительная задница, парень! Если быть честным, у тебя еще и привлекательная мордашка, когда она вымыта!

Меня привело в некоторое замешательство то, как фамильярно Петр трогал меня, но гораздо больше я обиделся на его слова. Выполняя обязанности поваренка, я, разумеется, пачкался на кухне в саже, копоти и золе. И тем не менее я, поскольку частенько резвился в находившихся неподалеку небольших водопадах, был, пожалуй, единственным человеком в долине, который ежедневно хотя бы полностью раздевался. Я был гораздо чище, чем Петр или остальные братья, кроме, пожалуй, аббата.