Хищник. Том 1. Воин без имени
Шрифт:
Однако я сохранил в полной мере — и не растерял с возрастом — хотя и не столь изысканные, но тоже очень ценные умения и сноровку, которые унаследовала мужская половина моего естества. Та часть меня, что была независимым мальчишкой, находила атмосферу в монастыре Святой Пелагеи столь тягостной и давящей, что я придумал, каким образом можно больше времени проводить вне его стен, добровольно взяв на себя работу, которую монахини и послушницы больше всего не любили: заботу о свиньях и других животных.
Имелась у меня и еще одна причина, тайная и чисто мальчишеская, по которой я стремился проводить свободное время в хлеву и за стенами аббатства. Я ухитрялся довольно часто после наступления темноты украдкой убегать из монастыря. Кстати, проделывать это было довольно просто, потому что наставницам и в голову прийти не могло, что девочка играет одна в темноте: все девушки и женщины считали, что ночь — это время, когда повсюду властвуют демоны. Тем не менее из предосторожности я всегда дожидался, пока Domina Этерия проверит, все ли монахини и послушницы спят ночью, а потом выскальзывал из своей кельи и покидал территорию аббатства.
Я убегал из монастыря всякий раз, когда предоставлялась возможность: кроме того, что меня очень тяготил суровый монастырский распорядок и мне страшно хотелось хоть изредка искупаться в пузырящейся воде водопадов, нужно было позаботиться о juika-bloth и продолжать тренировать его.
Очутившись в монастыре Святой Пелагеи, я сразу же постарался зарекомендовать себя как «девочку, которая выполняет самую грязную работу вне стен аббатства». Затем, при первой же возможности, как-то ночью я тайком выбрался, добежал через Балсан Хринкхен до аббатства Святого Дамиана, пробрался незамеченным на голубятню, отыскал там своего орла, схватил его и помчался обратно. Какую-то часть пути juika-bloth, казалось, наслаждался тем, что я нес его на плече, слегка покачивая во время ходьбы. Остальной отрезок пути он пролетел над моей головой, словно подбадривая хозяина во время выматывающей гонки. Вернувшись в монастырский хлев, я устроил птицу на сеновале над коровами. Я посадил орла в клетку из ивовых прутьев, которую сам сплел, и досыта накормил его живыми мышами, которых предусмотрительно заранее наловил. В результате мой друг почувствовал себя на новом месте как дома.
После этого я умудрялся скрывать присутствие juika-bloth от всех обитателей аббатства Святой Пелагеи, а также ухитрялся кормить и поить его как следует. Мало того, я позволял ему — обычно ночью — свободно летать. Время от времени змеи, в надежде напиться молока из неохраняемого ведра, незаметно появлялись рядом с хлевом. Я ловил их, используя, как только у меня появлялась возможность, в качестве приманки, чтобы повторить для своего орла команду: «Slait!» Удостоверившись, что juika-bloth все еще послушен и не забыл ничего из того, чему я его научил, я начал воспитывать птицу по разработанному плану.
Но примерно в это же время в мою жизнь вошла сестра Дейдамиа. В один прекрасный осенний день меня неожиданно и весьма чувственно приласкала маленькая ручка и я услышал, как нежный голосок произнес: «О-о-ох…»
7
Я уже рассказывал вам о моей первой встрече с Дейдамией в монастыре Святой Пелагеи и о нашем последнем с ней свидании. В промежутке между этими двумя событиями немало всего произошло и, как я уже говорил, мы научили друг друга множеству вещей. Поскольку Дейдамиа вечно переживала, не считая себя «совершенной и полноценной женщиной», потому что «маленькое уплотнение» между ее ног не выпускало струю сока, как это делало мое, я постоянно пытался утешить подругу и даже помочь бедняжке излечиться от недостатка, который ее так беспокоил.
Я осторожно говорил:
— Знаешь, я однажды подслушала, как один мужчина… говорил о… мм… своей штуке… Якобы она может здорово увеличиться, хотя в тот момент она и так была довольно внушительного размера.
— Ты так думаешь? — с надеждой в голосе воскликнула Дейдамиа. — Полагаешь, моя штука может также стать полезной? А тот мужчина сказал, как это можно сделать?
— Ну… в его случае… это происходило оттого, что женщина время от времени брала ее в рот и… ммм… с силой массировала губами и языком.
— Это заставит ее вырасти?
— Во всяком случае, он так говорил.
— А он не рассказывал, помогло это ему или нет?
— Прости, старшая сестричка, но больше я ничего не подслушала. — Я был очень осмотрителен, опасаясь, как бы Дейдамиа не заподозрила, что я не просто что-то где-то слышал, а занимался этим сам. Я был уверен, что тогда она станет испытывать ко мне отвращение, ибо у меня самого воспоминания об этом всегда вызывали подобное чувство.
Она произнесла застенчиво, но глаза ее пылали:
— Ты считаешь?..
— А почему бы и нет? Попробовать не повредит.
— И ты не будешь возражать… делать такое?
— Вовсе нет, — честно сказал я. То, что было отталкивающим, когда меня заставлял делать это брат Петр, вовсе не казалось таким теперь, с красивой Дейдамией. Я наклонился к ней поближе. — Это, возможно, доставит тебе новое наслаждение.
Вообще-то я не сомневался, что так будет; так оно и случилось, причем в то же мгновение. Как только я прикоснулся ртом к этому месту, все тело Дейдамии содрогнулось, словно я притронулся к чувствительному уплотнению кусочком только что натертого янтаря.
— Акх, моя дорогая! — выдохнула она. — Акх, мой Guth!
Мне тоже доставляло удовольствие приносить ей такую радость. Дейдамиа сладострастно извивалась и через какое-то время выгнулась так сильно, что мне пришлось крепко обхватить ее бедра, чтобы мой рот оставался там, где он был. Наконец, спустя долгое время, она издала слабый вздох:
— Ganohs… достаточно. Ganohs, leitils svistar…
Я поднялся, затем снова лег рядом с ней на спину; она все еще тяжело дышала. Наконец Дейдамиа успокоилась и сказала:
— Какая же я себялюбица! Все только для себя, а о тебе-то и не подумала.
— Не беспокойся, мне тоже было очень хорошо…
— Тише. Ты, должно быть, совершенно измотана.
— Ну. Не совсем, — произнес я и хихикнул.
— Акх, да, я вижу, — сказала она и улыбнулась. — А теперь не двигайся, сестра Торн. Лежи, как лежишь, и позволь мне прокатиться на тебе… вот так. Теперь пусть это тепленькое и очень благодарное местечко внутри меня обхватит твою драгоценную, терпящую муки штуку… да, так… и медленно даст ей святое причастие… ага, вот так…