Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
— Бедный Одоакр, — заметил Теодорих, — сначала он лишился святого, а вскоре ему придется сдать город.
Затем король, я, офицеры и два только что обретенных гостя возлегли перед столом с закуской. Обед проходил в триклиниуме занятого Теодорихом ариминского дворца. Мы непринужденно лакомились сочным виноградом. И если епископ Иоанн при этом уплетал за обе щеки, то святой Северин лишь с безразличным видом вяло отрывал ягоды своими дрожащими старческими пальцами.
— Теодорикус, Теодорикус, сын мой… — начал епископ, произнося имя моего друга на римский манер. Он проглотил огромный кусок мяса, а затем показал на меня. — Этот человек уже проклят
— Католическому святому, — невозмутимо заметил Теодорих. — А я сам не католик.
— Сын мой, сын мой, Северин был канонизирован самим владыкой, Папой всего христианского мира. — Иоанн набожно перекрестил лоб. — А все христиане должны почитать и уважать святого, который…
— Balgs-daddja! — грубо рявкнул генерал Питца. — Я все ждал, что этот ваш хваленый святой тут же накажет нас за дерзость, призвав на наши головы громы небесные. Но он, похоже, не способен даже звука издать.
— В этом ты прав, — ответил епископ Иоанн. — Святой больше не говорит.
— Он искалечен? Или болен? — спросил Теодорих. — Мне бы не хотелось до времени потерять его. Сейчас пошлю за лекарем.
— Нет-нет, — сказал Иоанн. — Святой здоров. Просто вот уже несколько лет, как он ничего не говорит, не показывает, что слышит, не проявляет никаких чувств. Будь он простым смертным, можно было бы подумать, что это от старости и немощи. Но мне-то ясно, что Северин, будучи святым, подражает другому святому, следует предписанию апостола Павла обращать внимание на то, что выше, а не на земные вещи. Вы заметите, что он также воздерживается есть что-либо, только хлебные крошки время от времени. А поскольку в Равенне нам всем пришлось жить на крошках, безмятежное самоотречение святого поднимало дух, и мы подражали ему.
— Если ты так высоко ценишь Северина и преклоняешься перед ним, тогда, — сказал Теодорих, — ты ведь не захочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось. Не так ли?
— Сын мой, сын мой, — снова повторил Иоанн, ломая руки, — неужели ты и в самом деле хочешь, чтобы я вернулся обратно и сказал Одоакру, что ты угрожаешь искалечить святого Северина, если только…
— Мне нет дела до того, что ты ему скажешь, епископ. Насколько я знаю Одоакра, он не станет рисковать собственной шкурой, чтобы спасти даже своего любимого святого. Этот человек трусливо укрылся в толпе своих подданных, чтобы незаметно сбежать из Вероны. Он умертвил несколько сот безоружных и беспомощных пленных, чтобы воспользоваться этим и добраться до Равенны. А оказавшись там, Одоакр заставил население целого города терпеть лишения, только чтобы он мог прятаться за его стенами. Вот почему я сомневаюсь, что, угрожая Северину, я смогу заставить его сдать Равенну. А именно это он и должен сделать.
— Но… но… если Одоакр откажется?
— Если он этого не сделает, ты узнаешь, епископ, что я могу быть таким же грубым и жестоким, как и сам Одоакр. Поэтому, если тебя беспокоит судьба святого Северина, тебе лучше придумать очень убедительный довод, перед которым невозможно устоять и который повлияет на Одоакра. Причем сделать это быстро. Тебя отвезут в Равенну завтра. — Теодорих замолчал, чтобы подсчитать. — Два дня, чтобы добраться туда, два дня на обратный путь. Я даю тебе неделю, а по истечении этого времени ты должен вернуться сюда и привезти известие о безоговорочной капитуляции Одоакра. Ita fiat! Да будет так!
Именно мне Теодорих поручил сопровождать епископа Иоанна из Аримина по Виа Попилиа, чтобы он безопасно миновал линию осады. Поэтому, высоко держа белый signum indutiae [117] , я довез его до внешней линии обороны на юге от гавани Классиса. На протяжении двух дней пути я воздерживался от того, чтобы спрашивать Иоанна, каким образом он собирается убедить Одоакра принять наши требования. (Разумеется, я не спешил говорить ему, что Теодорих на самом деле никогда не причинит вред хрупкому и впавшему в маразм старику Северину.) Когда я передал епископа римским стражникам, они бросили на меня весьма мрачные взгляды, потому что теперь все до последнего человека в Равенне и ее окрестностях знали, как хитро мы провели ее защитников.
117
Знак перемирия (лат.).
Я вернулся к нашей линии осады и стал ждать, не слишком уверенный в том, что произойдет дальше. Если бы кто-нибудь предложил мне заключить пари на исход этого предприятия, я даже не знаю, на что бы и поставил, на успех или провал. И когда появился сопровождавший епископа Иоанна легионер, верхом на коне и с signum indutiae, я все еще не мог понять, каковы результаты переговоров. Иоанн, во всяком случае, вернулся из вражеского логова, живой и невредимый. Можно ли считать это обнадеживающим знаком? По его лицу невозможно было догадаться.
Когда мы с ним остались вдвоем на Виа Попилиа, я уже больше не мог терпеть и спросил:
— Ну?
— Все как Теодорих и требовал, — сказал он не слишком радостно, — Одоакр сдает Равенну.
— Euax! — воскликнул я. — Gratulatio [118] , епископ Иоанн! Ты сделал хорошее дело, как для своего родного города, так и для всей империи. Но позволь мне изложить свою тайную догадку. Одоакр в душе уже готов был сдаться, а потому не слишком сопротивлялся, я прав? Он притворился, что делает это только для того, чтобы спасти дорогого своему сердцу престарелого святого Северина, но сам обрадовался возможности представить все как жертву и продемонстрировать всем свое благородство. Ну что, я угадал, да?
118
Мои поздравления (лат.).
— Нет, — сказал он довольно угрюмо. — Теодорих был прав. Одоакр не сделал бы этого ради спасения Северина. Я вынужден был предложить ему гораздо больше.
— И ты придумал, как его можно убедить? Отлично, если это посодействует капитуляции Одоакра, я аплодирую твоей изобретательности.
Иоанн проехал еще несколько шагов, не говоря ни слова, поэтому я добавил:
— Ты, похоже, не слишком-то радуешься своему успеху.
Поскольку Иоанн упорно хранил молчание, я спросил, нахмурившись:
— Епископ, да что такое ты предложил Одоакру? Сохранить ему жизнь? Отправить в почетную ссылку? Обеспечить ему достойное содержание? Что?
Иоанн так вздохнул, что чуть не вывихнул себе челюсти:
— Совместное правление. На равных с Теодорихом. Пообещал, что впредь они будут править вместе, как братья-короли бургундские.
Я остановил Велокса, схватил за поводья коня Иоанна и прошипел:
— Ты сумасшедший?
— Теодорих сказал… ты тоже при этом присутствовал и все слышал… он сказал, мол, ему все равно, что я предложу Одоакру.