Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка
Шрифт:
Я в ужасе уставился на этого человека:
— Теодорих ошибочно решил, что ты в здравом уме. Когда он узнает, как ошибся, то придет в ярость. И ты пожалеешь о том, что натворил. Eheu. Уж поверь мне.
Тяжелая верхняя губа епископа задрожала, но он упрямо повторил:
— Я дал слово. Одоакр принял условия, которые ему предложили. Точно так же должен поступить и Теодорих. Я, кроме всего прочего, еще и архиепископ святой…
— Ты глупец! Лучше бы Теодорих послал этого слюнявого, выжившего из ума старика Северина. Кто и когда слышал о том, чтобы побежденный диктовал условия победителю? Ну посуди сам. Вот стоит Теодорих, широко расставив ноги на всей этой земле. А вон там на спине лежит поверженный Одоакр, распростертый, сокрушенный, но потрясающий своим кулаком и ликующий: «Я равный тебе по приказу архиепископа Иоанна!» На что это похоже? — Я с отвращением отбросил поводья. — Ступай! Едва ли мне захочется смотреть на это.
Он снова повторил, теперь уже трясясь в ознобе:
— Но я дал слово. Слово почтенного архи…
— Подожди-ка, — сказал я, снова останавливая Велокса. — Ты должен был договориться о встрече этих двух необычных братьев-королей — чтобы они скрепили свой нелепый странный союз. Каким образом это должно произойти?
— Ну, с соответствующими помпой и церемониями, разумеется. Теодорих входит в Равенну во главе своих войск. Его с триумфом встречают, соблюдая все традиционные формальности. Я лично увенчаю его голову лавровым венком и облачу в тогу picta. Защитники города присягнут ему. Люди выстроятся на улице и падут ниц в знак покорности. После молебна в честь победителя (его отслужат в соборе) Теодорих проследует в резиденцию Одоакра, во дворец, который называется Лавровая Роща. Там уже будут накрыты столы для пира, два короля по-дружески обнимутся…
— Это пройдет, — сказал я, и епископ замолчал, видя, что я призадумался. Затем я произнес: — Да, это замечательно. Теодорих входит в город, защитники и мирные жители Равенны выражают ему свою покорность. Это как раз то, чего он будет ждать, потому что это все, о чем ты ему расскажешь, епископ Иоанн. Пусть Теодорих думает, что когда он встретится с Одоакром, то это произойдет только для того, чтобы тот в знак капитуляции вручил ему свой меч.
Иоанн в ужасе отшатнулся:
— Ты предлагаешь мне, архиепископу, совершить грех?! Солгать Теодориху! И нарушить данное Одоакру слово!
— Ты не сделаешь ни того ни другого. Я предлагаю только, чтобы ты не до конца поведал истину. Если ты расскажешь Теодориху о тех немыслимых условиях, которые выторговал, он наверняка убьет тебя на месте. Более того, он человек чести и откажется войти в город, даже если Одоакр широко распахнет перед ним ворота. Следовательно, епископ Иоанн, ты просто опустишь упоминание о соглашении и правлении на равных с побежденным: ну, по тем или иным причинам не успеешь закончить свой рассказ о готовящейся церемонии. После того как Теодорих войдет в город и увидит, что тот покорился ему, он проследует во дворец под названием Лавровая Роща, чтобы встретиться там с Одоакром. Вот и все. Остановишься здесь. Если на этом месте произойдет что-то, что отвлечет внимание Теодориха… ну, едва ли это будет твоя ошибка, не так ли?
— Стало быть, ты просишь меня совершить грех по недосмотру! Но я архиепископ святой…
— Вот этим и утешайся. Один мудрый аббат как-то сказал мне, что мать-церковь иногда позволяет своим священникам во имя святого дела прибегать к определенным уловкам.
Иоанн продемонстрировал последний всплеск праведного гнева и предпринял последнюю попытку сопротивления.
— Ты просишь меня помочь Теодориху. Арианину! Еретику! Но разве я могу пойти на сделку со своей совестью и сделать вид, будто таким образом я помогаю матери-церкви?
Я произнес поучительно:
— Ты сделаешь благое дело, ибо в таком случае не придется подыскивать нового главу равеннского епископата. А теперь поехали. Скажешь Теодориху, что Одоакр сдается без всяких условий, как он и хотел.
В результате, поскольку я позаботился о том, чтобы мой король ничего не узнал о договоре «совместного правления», на который согласился Одоакр, случилось так, что Теодорих начал свое правление с печально неразумного деяния. Я вообще-то мог бы это предвидеть, потому что знал, как мой друг действовал в других подобных случаях: решительно, без всякого колебания и сожаления. И позже, оглядываясь назад, я часто сожалел, что не сумел тогда, в Равенне, воспрепятствовать этому импульсивному поступку. Но в то время я искренне полагал, что у Теодориха есть не только причина, но и полное право его совершить.
В марте 493 года по христианскому летоисчислению Флавий Теодорикус Рекс торжественно вошел в Равенну, но то, что он совершил в тот ясный весенний день, бросило мрачную, воистину осеннюю тень на всю последовавшую за этим эпоху его правления. После того как все традиционные формальности были завершены, он и мы, его спутники, прошли во дворец под названием Лавровая Роща, где впервые лицом к лицу столкнулись с Одоакром. Он был стар, согбен, лыс — и явно лишен всякого лицемерия, потому что шел встретить нас с искренней улыбкой, раскинув руки в братских объятиях. Но Теодорих проигнорировал этот жест и потянулся к мечу.
В тот мартовский день в год 1246-й от основания Рима Западная Римская империя получила второе рождение. Она снова стала процветать под защитой Теодориха, но она никогда не простит своему правителю того, что он сделал в тот памятный день. Когда Теодорих выхватил свой «змеиный» меч, Одоакр в изумлении и ужасе отшатнулся, выдохнув:
— Huar ist gudja? Ubinam Iohannes? [119] Где епископ Иоанн? — Его глаза забегали по залу, но соучастник всего этого архиепископ из осторожности не пошел вместе с нами во дворец.
119
Где же Иоанн? (лат.)
В этот мартовский день началась эпоха самого достойного правления, каким только могло наслаждаться любое европейское государство на протяжении веков. Но у Теодориха, разумеется, тоже были клеветники, соперники и враги, которые помнили — и следили за тем, чтобы и другие тоже помнили, — что он сделал в тот самый первый день. А сделал мой друг следующее. Он взмахнул своим мечом, словно топором, держа его обеими руками, и разрубил Одоакра от ключицы до пояса. Затем, когда мертвое тело безвольно рухнуло на пол, Теодорих повернулся к нам и сказал:
— Хердуик, а ведь ты был прав. Помнишь, ты как-то заметил, что Одоакр к старости, должно быть, совсем лишился костей.
И с того самого дня вплоть до настоящего времени на чистом небе на редкость разумного и достойного правления Теодориха Великого всегда виднелось темное облачко.
КОРОЛЕВСТВО ГОТОВ
1
Даже ближайшие друзья и соратники этого человека не стали бы отрицать, что по закону он заслуживал смерти. И даже самые яростные противники Теодориха вынуждены были признать, что монарх-победитель в отношении своих поверженных врагов имеет полное право быть judex, lector et exitium. И разумеется, не нашлось никого, кто бы сказал хоть слово в защиту, когда предателя Георгиуса Гоноратуса доставили из Хальштата и Теодорих приговорил этого жалкого старика к наказанию гораздо более суровому, чем обычная смерть. И если после убийства Одоакра многие люди все-таки косо смотрели на Теодориха, то причиной этого была та возмутительная ложь, которую повсюду рассказывал архиепископ Равенны Иоанн.